Болт отпустил руку Ленча и встал. Арестованный перевернулся на спину, и инспектор увидел его лицо — маленькое, круглое, с нездоровыми мелкими чертами, выдающими жестокость. Морщинистая мертвенно-серая кожа, вся в следах от прыщей, туго обтягивала выступающие скулы неправильной формы, между которыми засели узкие прорези глаз. Ленч потер руку, и его бледные губы растянулись в хитрую улыбку.
— Ты еще пожалеешь, — сказал он, чувствуя себя увереннее. — Может, когда все это закончится, я наведаюсь к тебе и поколдую над твоими детьми.
— У меня нет детей.
— Ладно, придумаем что-нибудь другое. — Ленч приподнялся, по-прежнему потирая руку, и взглянул на раненую ногу. — Вызови мне «скорую».
Болт давно привык терпеть оскорбления от арестованных — как приходится привыкать любому копу. Поддаваться на них, особенно в эпоху, когда на каждом углу торчит по видеокамере, — значит губить себя. В большинстве своем эти угрозы — не более чем пустой треп, и от них можно отмахнуться, ведь всякий такой клиент наверняка сядет за решетку. Однако с Ленчем все было иначе. Ублюдок знал, что перевес на его стороне и что если он хоть словом обмолвится о детях, то фактически признает свою вину. Болт размышлял, какая судьба ждет детей Меронов. Они в руках у людей, не знающих жалости. Возможно, похитителям будет легче разделаться с детьми, чем отпустить их, — убить и избавиться от тел.
Болт представил перед собой Микаэлу. Что она бы ему посоветовала?
— Надеюсь, это «скорая» там воет. Ногу надо бы подлатать.
Болт обернулся. Меронов уже не было видно. Видимо, они вернулись в дом и ждут. Ждут, что он выбьет из Ленча нужную информацию, верят в него. Судя по звуку, машины с сиренами уже заезжают в деревню. Время на исходе.
Снова зазвонил телефон.
Детишкам грозила смерть. Может быть, они уже мертвы. А может, их и отпустили. Болту просто неоткуда было знать. А единственный человек, располагавший этой информацией, сидел перед ним с наглой улыбкой на лице.
Болт вынул из кармана пистолет с глушителем и снял его с предохранителя, потом направил дуло на живот Ленча.
На лице Ленча промелькнуло сомнение, но оно исчезло так быстро, что Болту могло и показаться.
— Скажи, где дети, не то я выстрелю.
Рука Болта твердо сжимала пистолет, лицо оставалось бесстрастным, однако в душе бурлил водоворот противоречивых эмоций и желаний. Он понимал: то, что он намерен сделать, поставит под сомнение его карьеру — и даже свободу. Он угрожает задержанному расправой. Ничего подобного Болту раньше делать не приходилось. Во время службы в «Летучем отряде» он убил человека — но тот напал из засады, сопротивлялся аресту и целил в голову из автоматического «ремингтона» с обрезанным стволом. Иными словами, тогда убийство было оправдано. Сейчас же… сейчас все иначе.
И однако его рука не дрожала.
Ленч вздохнул, словно учитель, которого утомил не в меру озорной ученик:
— Так-так-так, к избиению прибавляется еще и угроза расправы. Теперь ты точно влип.
Болт нажал на спусковой крючок и прострелил Ленчу живот. Преступник дернулся верхней частью туловища, но остался в сидячем положении. Его глаза широко распахнулись, он судорожно выдохнул и схватился за рану, пытаясь хоть как-то унять боль, затем повалился на бок и громко застонал.
Болт схватил его за шею и перевернул лицом к себе.
— Скажи мне, где они, а то отстрелю тебе яйца.
— Да пошел ты, — прошипел Ленч. Из уголка его рта струйкой потекла кровь.
Болт приставил пистолет к паху Ленча.
— Даю тебе последний шанс. Будешь пищать, как двухлетка, до конца жизни. — Он сильнее вдавил пистолет. — Я и так уже в дерьме. Почему бы и тебя с собой не захватить?
Их глаза встретились, и Ленч понял, что Болт не шутит.
— Лаймстоун-стрит, дом двадцать четыре… это в Хендоне. Цокольная квартира… Они там.
Кровь снова выплеснулась из его рта и потекла по подбородку. Ленч закашлялся и пробормотал что-то насчет «скорой», но Болт слов не разобрал.
Инспектор выпрямился. Машины уже поднимались на холм — в какой-то сотне ярдов от них. Выли целых четыре сирены… вполне достаточно, чтобы разогнать всех любопытных в радиусе нескольких миль.