До меня наконец дошло, что все происходит на самом деле. Я сражаюсь за свою жизнь, потому что этот человек хочет меня убить. А вокруг никого.
Убийца попытался захватить мою ногу и сделать подсечку; потом опять дернул на себя стул и сделал выпад ножом, целясь в диафрагму. Я изо всех сил толкнул стул, выпустил его из рук — и отскочил, больно ударившись о стоящий рядом стеллаж. Противник, похоже, этого не ожидал и чуть не повалился на пол.
Вот он, мой шанс! Я со всех ног — в жизни так не бегал! — кинулся к туалету, зная, что, если облажаюсь, мне крышка.
У меня патологический страх перед смертью от ножа. Боюсь, что меня вскроют, как консервную банку, и останется лишь беспомощно наблюдать, как из тела вытекают кровь и жизнь… Это началось лет десять назад, когда одного моего однокашника закололи в ночном клубе — двумя точными ударами в сердце. Охранник, ничего не подозревая, вышвырнул его на улицу. Там, на тротуаре, он и умер. Вот и мне предстояло то же самое — страшная, собачья смерть.
Ворвавшись в туалет и захлопнув за собой дверь, я обнаружил еще два помещения. Слева женская комната, прямо мужская. Я рванул прямо. Наружная дверь опять распахнулась: преследователь не отставал.
От кабинок у входа я шарахнулся вправо и с трудом удержался на ногах — подошвы заскользили по плитке. За кабинками были писсуары, над одним из них — узкое оконце полтора на три фута, закрытое на старый шпингалет, с которого давно сошла краска. Я вскочил на писсуар, ударом сбил задвижку и надавил обеими ладонями. Окно поддалось. Отчаянно молотя ногами, я стал протискиваться наружу и, когда это наполовину удалось, увидел в шести-семи футах под собой плоскую крышу одноэтажной пристройки. Спасен! Я почти перевалился через подоконник и уже выставил руки, чтобы смягчить удар, как сзади донесся топот, и убийца вцепился в мою ногу. Он попытался задрать мне штанину и добраться до икры, но едва лезвие коснулось моей кожи, я брыкнул что было силы свободной ногой. Видимо, удар пришелся по лицу: преследователь взвыл, а я, лягнув его еще раз, оттолкнулся руками от наружной стены и полетел вниз, будто с вышки в воду.
Крыша встретила меня недружелюбно. Я неудачно приземлился на руки, запястья пронзила боль; ноги на миг зависли в воздухе, потом резко завалились. Я перекувырнулся и проехался затылком по черепице. Оглядываться и проверять, что там с преследователем, даже в мыслях не было; полуползком-полубегом я добрался до края здания, свесился на руках и спрыгнул.
Мощеный дворик окружала стена футов десять высотой. Возле нее стояли в два ряда огромные мусорные контейнеры на колесиках, почти все переполненные. Сильно пахло отбросами.
За стеной проехала машина. Значит, спасение близко. Несколько секунд я не двигался с места, пытаясь отдышаться, но вскоре с крыши донесся шум.
Этот кошмар никогда не кончится. Подонок не отстанет от меня.
Собрав остаток сил, я подбежал к контейнерам и попытался вскарабкаться на тот, что стоял поближе к стене. С первой попытки не вышло — я уже не в той форме, что прежде. Абонемент в тренажерном зале закончился три года назад, и теперь для меня предел физической активности — матч-другой в теннис, да и то летом. Забавно, перед второй попыткой я пообещал себе, что обязательно продлю тот абонемент, если вернусь когда-нибудь к нормальной жизни.
На сей раз получилось. Крякнув, я взобрался на контейнер и плюхнулся животом на пластиковую крышку, потом кое-как встал на ноги, подтянулся и перелез через стену. За те полсекунды, что мое лицо было обращено во двор, я ничего не успел разглядеть.
Приземлился я, к счастью, на ноги — и попал на незнакомую улицу, состоявшую из жилых домов рядовой застройки. Мимо проехал автомобиль, но водитель не обратил на меня внимания. Прежде мне не доводилось покидать университет таким образом, и привычных ориентиров я не находил. Одно было точно: до машины идти и идти.
Тяжело дыша, я пересек дорогу и направился в сторону, где могла быть стоянка. Выглядел я, наверное, впечатляюще. Кровь с лица стекала на рубашку и пропитывала ткань, рана на руке кровоточила еще сильнее; жгло страшно, словно кто-то втыкал мне в кожу добела раскаленные иголки. Я наполовину бежал, наполовину ковылял по улице, судорожно глотая воздух. Вид собственной руки вызывал тошноту. Да что же это такое творится? За что мне это?