Лёгкий щелчок и передо мной выросла рулевая колонка со штурвалом, он лёг в руки, как влитой. Я сделал проверку приборов, запустил двигатели. Четыре из восьми из них включились, по фюзеляжу прошла привычная вибрация. И самолёт, или что на самом деле это было начал разбег. Двигатели на взлётном режиме - я понял это рефлекторно, ощущая всем телом. Взял штурвал на себя. Отрыв! Махина взвилась в воздух удивительно послушно и душу залило ликование, как бывало тогда, когда я только-только начинал свой путь в небо желторотым курсантом авиаучилища.
Далеко внизу остался полуостров, омываемый сине-стальными волнами Балтийского моря, в которое солнце влило ослепительное серебро. В клубящейся зелени утонули здания, ангары и пусковой ракетный комплекс, похожий на чашу футбольного стадиона.
Я сделал пару кругов и начал подниматься. Как на испытаниях делал одну площадку за другой на разной высоте. И вот уже подо мной закурчавились облака, словно белоснежные шапки снега на вершинах гор-великанов.
Я поднимался всё выше и выше, совершенно забыв об осторожности, как вдруг услышал полную тишину. Но через мгновение оглушил рёв двигателей. Сильный толчок в спину и на одном из экранов зажглась надпись: «Ракетные двигатели включены». Ракетные? Так это вовсе не самолёт, а орбитоплан?
Над горизонтом, изогнувшимся дугой, голубоватая дымка перетекла в чёрное небо с бледными, едва различимыми звёздами. И я увидел совсем рядом ущербный диск Луны, изъеденный кратерами. А не махнуть ли мне туда, на Луну?!
Но с сожалением я вспомнил, что надо возвращаться. Когда орбитоплан прошёл границу атмосферы, ракетные двигатели выключились, он начал планировать, пока не включились реактивные двигатели. Я вышел на глиссаду по радиомаяку и посадил чудо-аппарат.
Вылез наружу, сняв с совершенно мокрой головы шлем. Прохладный ветер с моря освежил лицо. Я спустился вниз по лестнице, внутренне дрожа от какого-то потрясающего ощущения счастья, которое раньше не довелось испытывать.
- Как ощущение? - ко мне подошёл Бойтель.
Я молча оглядел летательный аппарат, словно хотел навеки запечатлеть его в памяти.
- Герр Бойтель, а что за двигатели тут стоят?
- Мы не знаем, - совершенно спокойно ответил он.
Я на миг потерял дар речи, решив, что он пошутил.
- Не знаете?! А топливо? На каком топливе он летает?
- Этого мы тоже не знаем, - он наклонил вбок голову, на губах играла ироническая улыбка, слишком мягкая, чтобы обидеть.
Но я все равно ощутил себя оскорблённым. Что они держат меня за дурачка? Всё-таки я по образованию инженер-конструктор ракетных двигателей.
- Ну а что вы заливаете в баки? - я похлопал по обшивке.
- Кроме воды для охлаждения, ничего.
- Воды для охлаждения?! Этим двигателям не нужно охлаждение водой.
И тут меня пронзила странная мысль. Вода! Может быть, в этом аппарате стоит установка для расщепления воды на кислород и водород? И тут два пути, или двигатели сжигают смесь водорода и кислорода. Или... Или, черт возьми, представить страшно! Это термоядерные движки. В 1940-м году?!
- Отдохните, Генрих, - Бойтель дружески похлопал меня по плечу. - Вы весь мокрый. И приступайте к интенсивным тренировкам. Изучайте оружие.
В перерывах между изнуряющими тренировочными полётами, занятиями в спортзале, на центрифуге, я осторожно, так, чтобы не вызывать подозрений, исследовал орбитоплан. Но понять его конструкцию так и не смог. Лишь надеялся, что наши спецы смогут разобраться. У меня появился реальный шанс вернуться домой!
А что если они уничтожат меня, как врага? Как я смогу дать им понять, что за штурвалом этой странной машины - российский лётчик? От этой мысли продирало ознобом, и тошнота приливала к горлу. Но достаточно пойти к Бойтелю и отказаться от этой миссии. Заявить, что хочу на фронт, что там моё место. Вряд ли кто-то заклеймил бы меня, как труса. Война бы закончилась, я бы вернулся к Эльзе, и мы зажили бы в нашем уютном семейном гнёздышке, завели бы детей.
Нет, я не смог бы воевать против своих. Мне пришлось бы сдаться в плен. Вряд ли меня бы расстреляли. У власти был царь, а не Сталин. Но я никогда больше не сел бы в кабину истребителя - никто бы не позволил немецкому ассу это сделать. После войны, наверняка, меня бы отпустили домой, в Германию. Но сколько здесь продлилась бы эта проклятая война?