Уже на втором курсе университета я понял, что люди работают в больнице не для заработка, а для чего-то большего. Правда, я не пытаюсь интриговать на ровном месте. Я и сейчас не знаю. И, наверное, никто точно из нас, врачей, не скажет, почему они продолжают врачевать. Заработать можно гораздо больше, будучи блогером вроде меня, но почувствовать цель пребывания в качестве врача на этой планете может только врач. Почувствовать, но не сказать. Я не могу подобрать слов для описания этого чувства, но, скорее всего, это из-за моего скудного лексического запаса. Вместо него полки памяти у врачей забиты латинской терминологией.
Про шахтеров я вспомнил еще и потому, что на мониторе одного из врачей на рабочем столе висел демотиватор с фотографией шахтеров, измазанных грязью, с кирками и надписью: «Расскажи им, как ты устал на работе». Сейчас демотиваторы называются мемами, а эта фраза теперь сопровождается фотографией врачей. Нынче мы популярнее шахтеров.
Тогда, на втором курсе, из всех хирургических навыков я владел лишь одним – глазеть на то, как работают другие. И хотя пользы окружающим это давало мало, для меня это было безусловно лучшей учебой. Глаза и уши пытались уловить все детали. И интонацию в вопросе врача или медсестры, и то, как разрезалась окровавленная одежда, как врачи пальпировали область переломов, в то время как пациент корчился от боли. Но все сразу запомнить было невозможно, поэтому уже через пять минут мозг затуманивался и выхватывал лишь отдельные слова и фразы, которые были загуглены на следующий день, если мне удавалось их вспомнить. Но тот случай мне запомнился надолго. Может быть, из-за ярко-алого цвета трусиков этой милой девушки, сливающегося с такого же цвета кровью, которой, надо сказать, было немного.
Не спеши, а то успеешь
Нейрохирург спускался одним из последних, хотя звонили с предупреждением о тяжелом пациенте. Но очень часто врачи «скорой» выдавали за тяжелого больного обычного пьяницу с небольшой раной на лбу. Поэтому мои старшие опытные учителя повторяли: «Успевает везде тот, кто никуда не торопится», или: «Не спеши, а то успеешь». Только сейчас я понимаю, что в любом деле спешка только мешает.
Крики в «приемке» – дело обычное. Обычно кричат не пациенты, а их родственники. В случае с большими семьями, коими обычно обладают выходцы из закавказских или среднеазиатских республик, к которым я и себя отношу, да еще цыгане, шума может быть очень много. Толку от них, сразу скажу, никакого. Мама может кричать как от смертельного ранения сына, так и от растрепавшейся прически дочурки, причем во втором случае даже громче.
В тот день я услышал сначала выкрики мальчика. Это были какие-то сериальные фразы. Обычно родственники или пациенты используют лексику из медицинских сериалов или фильмов, поэтому фразы их несут мало смысловой нагрузки, но от этого уже никуда не денешься. И только когда пациент совсем расслаблен и доверился врачу, он может говорить на своем собственном языке. Такое редко встретишь даже на приеме у стоматолога или у пластического хирурга, что уж говорить о приемном отделении, когда родственники хотят получить максимальную информацию, но от волнения говорят нелепости типа: «Жить-то будет?» или «Доктор, что с ним?», «Вы же сделаете все что сможете?» и добивают фразой: «Мы вас отблагодарим, честно!»
Но мальчик, брат потерпевшей, которая уже лежала на каталке в смотровом кабинете, был очень активным и, проникнув в смотровую, пытался разглядеть сестру за частоколом врачей. Он хотел с ней поговорить, но фразы повисали в воздухе без ответа. Его быстро выпроводили в коридор, но я не сводил с него глаз. Он был напуган. По его глазам было понятно, что он обязан позвонить родителям, но сделать этого не может, потому что не знает, что сказать, не знает диагноза, но, скорее, боится. Боится ответственности, хотя и младше.
Девушка в алых трусиках
Я был любопытен, пытался рассмотреть происходящее между фигурами медперсонала. И увидел там невероятной красоты девушку с точеной фигурой и выразительным взглядом. Из одежды оставались не подрезанными только трусики. Остальная одежда, включая плотные, облегающие бедра джинсы, была порезана на большие лоскуты острыми ножницами, в руках опытного персонала превращающимися в орудие обнажения. Девушка была очень красива, и то, что я узнал в ближайшие минуты, повергло меня в ступор. Оказалось, она выпрыгнула из окна из-за несчастной любви – любви, которую ей готов был подарить каждый мужчина, ведь мы так слабы перед женской красотой. Упала она с седьмого этажа. Я не увлекаюсь нумерологией, но день рождения у меня седьмого числа. Учился я в седьмой группе, а нейрохирургическое отделение – на седьмом этаже. Я не мог не запомнить эту цифру.