— Можете называть меня просто Машей. Я не люблю, когда старшие меня величают.
Дверь в гостиную открылась, вошли епископ и Дарья Семеновна.
— Прошу к столу, молодые люди! Веселье хорошо на сытый желудок. — Чувствовалось, что сам Егорий уже навеселе.
Круглый обеденный стол, уставленный разной, источающей аппетитнейшие запахи едой, вызвал у Иеронима спазмы в желудке. Чего тут только не было! Жареное и пареное, маринованое и соленое, от поросенка с хреном до индейки с яблоками. О закусках и говорить нечего — от красной рыбы до соленых рыжиков в сметане. В центре стола высились три бутылки с яркими наклейками. Фарфоровые вазы и тарелки искрились позолотой, пламя свечей играло, переливаясь, на серебре и хрустале. Даже сам хозяин развел руками:
— Ну, матушка Дарья Семеновна, вот уж уважила так уважила!
Епископ был оживлен, а к концу ужина стал шумлив, но Иероним под умоляющие взгляды Маши сделал все возможное, чтобы уберечь хозяина от лишней рюмки.
После ужина Егорий пригласил Иеронима к себе в кабинет и передал там обещанное письмо в монастырь. Они условились, что Иероним отправится туда завтра утром в сопровождении старосты Михайловского собора Филиппа Мокеевича.
X
…Монастырь встретил их настороженной тишиной. С трудом отыскав иеромонаха, Филипп Мокеевич представил ему протоиерея. Иеромонах Гермоген — согнутый дугой тощий старец, с длинным узким лицом и нездоровым румянцем на щеках, одетый в старую засаленную рясу и облезлую кацавейку, — долго осматривал приезжего пытливым взглядом и лишь тогда пригласил Иеронима в свои покои, когда староста сказал ему, что высокий гость прибыл прямо от патриарха Тихона и является личным другом епископа Егория.
В покоях иеромонаха они просидели до позднего вечера.
Затем Гермоген вызвал нескольких монахов и велел спешно собрать золотые кресты, серебряные подносы, прочую ценную монастырско-церковную утварь и принести ему. Все это решено было спрятать в определенном месте, о котором в целях конспирации должны были знать всего двое: иеромонах Гермоген и протоиерей Иероним. Когда они договорились обо всем, Гермоген провел Иеронима по монастырю. В кельях — тесно и темно. Кого только не содержали там! К постоянным обитателям — черному духовенству — примешалась публика особого пошиба. В некоторых по выправке угадывались бывшие кадеты, колчаковские офицеры. По длинным демагогическим речам и спорам — максималисты. Наверняка притаились здесь и обычные уголовники.
Иероним предупредил Гермогена, чтобы на утро ему запрягли пару лошадей и дали надежного кучера взамен отправленного домой старосты.
Едва забрезжил рассвет, Иероним был уже на ногах. По железной крыше монастыря шуршала снежная крупа. Северный ветер гнал тяжелые тучи. Он кружил по двору, задувал под воротник пальто Иеронима и колол лицо.
Ждать пришлось недолго. Кошевка с крытым верхом, запряженная парой лошадей, повернула к парадному крыльцу. Иероним распрощался с Гермогеном, через минуту, удобно устроившись, велел погонять лошадей. Кучер-монах, кутаясь в тулупчик, потянул коней ременным кнутом и гаркнул:
— Н-но-о! Родимые!
Мороз усиливался, но Иеронима это не беспокоило: он был одет в теплое зимнее пальто, на голове — каракулевая шапка, на руках — меховые рукавицы, ноги укрывала медвежья шкура. Неспокойно было на душе.
Что его ждет впереди? Удача или провал? Стоило ли соглашаться на церковную авантюру? Сейчас все зависит от него одного…
…Дорога шла глухим лесом… Впереди показалась подвода. Пара запряженных в розвальни лошадей мчалась навстречу.
Монах испуганно закрестился:
— Это разбойники, не иначе! Тут, в лесу, их видимо-невидимо. Владыку Егория из Михайловского собора летось здесь же ограбили. Что будем делать? Пропали мы с вами…
— Погоняй! — крикнул Иероним, чтобы привести монаха в чувство. А сам лихорадочно соображал: подвода приближается стремительно, повернуть назад и уйти от погони не удастся. Вот уже отчетливо видны два человека в шинелях, гнедые кони с коротко постриженными гривами и повозка на упругих рессорах, поставленная на полозья, ни дать ни взять — тачанка, только без пулемета. Вспышкой молнии память высветила в голове: в двадцатом мчался он на такой тачанке навстречу врагу. Немного не доезжая до цепи беляков, круто развернулся и, припав к пулемету, поливал их градом свинца.
— Тпру! Кто такие? — крикнул, останавливая лошадей, один из преследователей, который был повыше своего напарника.
Кони остановились.
— Свят, свят… — бормотал монах, опустив возжи, — борони бог, борони, пресвятая богородица. Спаси, господи, люди твоя…