«Прежде чем идти в дом Егория, нужно поставить в известность Горбунова о своем намерении, — подумал Белокрылов. — Возможно, у него иные соображения».
Ему казалось, что Александр Иванович непременно догадается об истинной причине посещения дома епископа. Хотя Белокрылов и получил целые сутки для отдыха, но на праздное времяпрепровождение разрешения ему никто не давал. Да он и сам не позволит себе такой разболтанности. «Зайду к Александру Ивановичу и откровенно расскажу обо всем», — решил Белокрылов.
Он вошел в приемную председателя.
— Добрый день, товарищ Белокрылов! — приветливо поздоровалась с ним Ася, оторвавшись от машинки.
— Здравствуйте, Александр Иванович у себя?
— Да. Пройдите. Возможно, он вас и ждет.
— Откуда вы знаете?
— У меня должность такая — все знать. Я ведь женщина, а женщины любознательны.
— В нашем учреждении вам всего знать не полагается.
— Даже о мужчине, который мне симпатичен?
— Даже о нем, — не разделяя ее игривости, строго сказал Белокрылов. Он прошел к двери в кабинет и постучал.
«Войдите!» — послышался голос Горбунова. Белокрылов вошел.
— Почему не отдыхаешь, Валентин Иванович? — вместо приветствия спросил председатель.
— Спасибо, я уже хорошо отдохнул, Александр Иванович.
— Садись. С чем пришел? Справиться о здоровье своего «хозяина»? Могу сказать, что он жив, здоров, чего тебе, конечно, не желает. Как ты его, а?.. Лихо! Молодчага! Младшего помощника своего видел? Гирыша?
— А как же?! Спасибо вам за то, что в городе запретили показываться. Курчавый и несколько его дружков еще на свободе. От них жди любой пакости.
— Да, Курчавый ушел. Но не надолго, все равно поймаем. Будем подчищать все оставшиеся корешки от Гулавского и Ростовского. Так с чем же пожаловал? Пока дел у меня для тебя нет. Даю еще сутки отдыха… Ради рождества Христова, — Горбунов засмеялся собственной шутке. — Как-никак, а ты от церкви не отлучен и сан имеешь: протоиерей. Когда бороду сбреешь?
— Хоть сегодня, товарищ председатель, но сначала придется сходить в дом епископа Егория — долг вернуть, — Белокрылов показал на пальто и валенки.
— Верни. Долг — платежом красен.
— Но я-то отплатил ему не по совести.
— Ты это брось, в его аресте он сам виноват. Твой Егорий за антисоветские проповеди арестован.
— А разве дочь причастна? — вырвалось у Валентина.
— Причем тут дочь?
Белокрылов покраснел.
Горбунов сделал вид, будто ничего не заметил, задержался взглядом на окне кабинета:
— Вон окна как заморозило… Конец декабря… Дочь за отца отвечает, Валентин Иванович, в том случае, если идет по его стопам. Впрочем, в личных делах я тебе не начальник. Ясно?
— Да какие могут быть у меня личные дела? Скажете тоже, Александр Иванович…
— Могут, ох, как могут, по себе знаю. Не теряй времени, иди, — Горбунов взял Белокрылова за плечи и, шутливо подталкивая в спину, выставил за дверь.
«Проговорился, как мальчишка, выдал себя с толовой. Гирыш и тот умнее бы поступил, — ругал себя Белокрылов, выйдя из здания ЧК. — Попал я в переплет. Потруднее любого оперативного задания. Тут ни смелостью, ни хитростью ничего не добьешься, нет. Может быть, без лишних разговоров переодеться в свое и уйти из поповского дома навсегда?» — от этой мысли Белокрылову стало совсем плохо. «А как же Маша? Оставить ее одну в то время, когда ей более всего нужна поддержка и участие? Это ведь для меня и для Александра Ивановича Егорий — враг, а для нее он — родной отец, кроме матери, никого около нее не осталось. Даже подруг — и тех у нее в Ижевске нет. Судя по всему, и при отце ей жилось в этом доме не сладко, как птице вольной в золотой клетке… Фу, ты! — сдернул он себя: — Совсем уж соловьем запел чекист. Распустил нюни, как институтка».
XXI
Белокрылов шел быстро и почти не замечал прохожих. Ему не терпелось как можно скорее увидеть Машу, и в то же время он вроде чего-то опасался и на душе было тревожно. Беспокоил предстоящий откровенный разговор с Машей. «Как она отнесется к тому, что вся их семья доверилась переодетому чекисту, из-за которого и арестовали ее отца? Поймет ли она меня, поверит ли? Хуже всего на свете — неизвестность, — думал Белокрылов. — Пускай будет, что будет, отступать — не в моих правилах. Сейчас перед Машей я обязан быть самим собой. Уверен, что никакая полуправда ей не нужна».
С таким твердым намерением он постучал в знакомую калитку.
Открыла прислуга:
— Проходите, святой отец, матушка дома. А батюшка Егорий… Наверное, уже слышали?..