Быстро рассказали о военных очагах; каждый канал стремился показать быстрее и побольше информации об Отборе, не замечая, что говорят одно и тоже. Скорее всего, именно эти занудные журналисты и убивали мой настрой и веру. Я хотела попасть во дворец и ощутить эту свободу от замков обычной жизни, но моя решимость падает, когда, возможно, за каждым твоим движением следят несколько десятков камер.
Даже при включенном телевизоре я услышала тяжелую поступь мамы, она медленно спускалась по лестнице. Поэтому побросав все свои начинания, связанные с поливанием цветов на подоконнике, и выключив звук, я тут же подбежала к лестнице. На третьей от начала ступеньке стояла мама, правой рукой крепко схватившись за перила. Она была в легкой ночной рубашке намного больше ее по размерам, наверное, дело в том, что из-за болезни она потеряла вес, розы на шелковистой ткани расправились, когда мама с трудом вздохнула. Ее лицо изменилось в мученической гримасе, но оно было все так же молодо, как и раньше, только губы потрескались из-за недостатка витаминов. Все так же молода снаружи, если не знать о венах под рубашкой, выступающих из-под кожи, она должна жить, но болезнь убивает ее изнутри.
Я подхватила маму под левое плечо и талию; мы медленным шагом осилили три ступени до первого этажа, а там еще немного и дошли до деревянной качалки с мягкими подушками. Посадив маму, я достала из комода гребешок и медленными движениями, стараясь не сделать ей больно, стала расчесывать ее волны. Они струились по моим рукам так, как будто это были волосы юной девушки, а насыщенность цвета волос поражала даже лечащего врача. Первым делом он сказал, что волосы потускнеют или даже станут пепельно-белыми, я не могла с этим смириться; я заботилось о каждой частичке своей мамы, как будто это она моя дочь.
Приведя волосы мамы в порядок и заколов передние локоны невидимками, я принялась за приготовление завтрака. Маме нужно было набирать энергию для борьбы с болезнью, а также набрать вес, поэтому на завтрак основными блюдами были только те, которые содержали большое количество углеводов. И на самом деле завтрак был самым легким по способу приготовления.
Особое внимание я уделяла предпочтениям мамы, но и не забывала о советах врача, так что основой на завтрак была каша из круп. Пытаясь учесть все пропорции, я делала каждую кашу новой и более усовершенствованной; сейчас я добавила в нее кусочки нарезанного яблока, в котором так же содержались нужные для мамы витамины. Я поднесла к маме поднос с ее завтраком, сперва подав стакан со свежевыжатым соком. Мама прекрасно все понимала, поэтому она была почти послушным ребенком.
После завтрака была одна из самых сложных частей каждого утра, мне приходилось давать маме жизненно важные таблетки и колоть специальные препараты. Достав все необходимое, я как всегда отреклась от всего окружающего, даже жужжание телевизора показалось тихой помехой на фоне всего происходящего. Эти двухразовые операции стали частью моей жизни с 15 лет, но я до сих пор видела, как эти таблетки действовали, они вовсе не вылечивали болезнь мамы, они всего лишь притупляли ее.
Еще до того, как раздался стук в дверь, я услышала легкую поступь Роуз по ступеням нашего дома. Ее походка была равномерной и не быстрой, это во мне горит жилка скорости, и обычно именно я взлетаю по ступеням дома. Роуз говорит, что я брожу еще в детских шалостях и забавах. Возможно, мое детство прервалось в так называемый подростковый период (или в 12 лет), впервые, когда мама почувствовала слабость.
Тройной перестук повторился, это был как тройной шифр, наш собственный пароль. Открыв деревянную дверь, я увидела свою улыбающуюся подругу, она опять надела новое платьице светлого оттенка, так что, безусловно, рядом со мной в шортиках из грубой ткани и легком топике, она выглядела, как куколка или даже принцесса. В ее семье, по женской линии всегда все были прирождёнными швеями, как когда-то и моя мама, поэтому увидеть на ней новый наряд было повседневным делом.
— Привет, Ари! — пропела Роза. — Видела повтор шоу с принцем Николасом? — Я лишь покачала головой в отрицательном жесте. — Ну ты даешь, по-моему, все девчонки сходят с ума сегодня, видела бы ты, что в центре творится…
Впервые, я не находила, что сказать, я понимала, что Роуз говорит об интервью нашего принца, в котором он пытался рассказать о своих предпочтениях в избраннице. Это шоу произвело фурор, а бедному уже с сединой ведущему Гавриилу былую славу.
Я помню, как смотрела это шоу вместе с Розой у нее дома. В тот вечер все девушки от молодых до девушек в возрасте сидели около экранов своих телевизоров. Не знаю, может мне показалось, но в течении всей программы принц нервничал, пусть и говорил легко и даже в разговоре присутствовал юмор, но чувствовалась какая-то неуверенность.
Я попыталась прийти в себя и сосредоточиться на настоящем. Роуз все так же стояла на пороге, поэтому я тут же отошла от двери и пропустила ее в дом. Она мимолетно бросила взгляд на телевизор, который до сих пор работал с выключенным звуком, осмотрела комнату и вернула взгляд ко мне.
— Как мама? Ей стало лучше после новых лекарств? — обеспокоенно поинтересовалась Роза.
— Сейчас ей чуть лучше, но она захотела отдохнуть в саду, — тихо произнесла я, мне не верилось, что таблетки помогают, но моя надежда не умирала в течении пяти лет и не умрет сейчас.
— Надеюсь, ей действительно помогут эти лекарства! — от души произнесла Роза. — А как ты? На улицах происходит, не пойми что, а это еще даже Отбор не начался, представь себе?!
— Боюсь представить, что будет после того, как назовут имена участниц, — я попыталась улыбнуться и немного смягчить свой сарказм.
— На что это ты намекаешь, подруга? — Мы медленно стали подниматься по лестнице на второй этаж. А все только для того, чтобы скрыться в моей маленькой комнатке и побеседовать наедине, то есть посплетничать.
— Все просто Роуз, уже прошло два Отбора, и не в один из них не попала девушка из наших краев. Статистика и вероятность не на нашей стороне…
— Ох, Ари, ты опять за свое? — еле сдерживая вздох безнадежности, произнесла подруга. — Вчера ты была счастлива и возбуждена возможностью попасть в Отбор, а сегодня? — После секундного молчания она продолжила:
— Или ты уже нашла своего принца на белом коне?
— Боюсь, что только коня! — и с дружным смехом попыталась протолкнуть подругу в проем моей двери.
Тихо заскрипели половицы пола, и распахнулась противоположная дверь. Из кабинета вышел папа. Он был одет по-домашнему, а сверху он еще накинул темного цвета халат; отец опять водрузил очки на нос, делая вид старого профессора, из-за чего смотрелся необычно, но подобающе писателю, искавшего свое вдохновение.
— Ааа, Роуз, вижу ты пришла навестить Ариадну! Ты тоже подала свою анкету на участие в Отборе? — поинтересовался отец: иногда он выпадал из настоящего, но я привыкла к этому.
— Да, сэр, и надеюсь попасть в число Избранных, — видимо Роза тоже привыкла.
— Ладно, идите, повеселитесь! — Эта черта моего папы мне всегда нравилась: он вроде следил за мной, но давал волю в своих решениях и делах.
Моя маленькая комната встретила нас легкой прохладой; она была самой маленькой в доме, поэтому даже немного приоткрытое окно легко ее проветривало за пару минут. Думаю, моя комната была не больше кухни, но она была дорога моему сердцу. Интерьер моей комнаты составляли вещи самые необходимые в спальне: маленькая кровать, сейчас накрытая покрывалом нежного голубого оттенка, следующим шел большой дубовый комод с одеждой, стол на крепких ножках стоял перед окном, и рядом с ним задвинут стул. Стены в моей комнате были покрашены краской в теплый оттенок, нежного цвета, но это не помешало в детстве нам с Роуз обклеить его наклейками цветов, жучков и шмелей. Самый большой цветок мы наклеили на стену со стороны кровати, огромная ромашка с желтой сердцевиной, один лепесток оторвался, как будто кто-то пытался поиграть в детскую игру «Любит-Не любит» и парил чуть ниже, медленно опускаясь. Конечно же, всю эту картину ты мог увидеть только с прекрасной фантазией, ну или в детстве.