Как только он умеет. Строит самое жалобное выражение лица, округляет глаза как срущая собачка, разве что не поскуливает.
— Женя, — стараюсь начать как можно спокойнее и не выдавать жгущее грудь разочарование. — Это очень плохая идея.
— Мне. Нужно. С ней. Поговорить.
Тянется ко мне. Стискивает лежащую на столике ладонь, пока я борюсь с желанием влепить дураку оплеуху. Потому что куда? Зачем снова?
Я уверена, что Катя не нужна ему. Вижу, как он смотрит на Аню, а его словно черти раздирают. Я слишком хорошо знаю такой взгляд. Потому что сама смотрю так на Олега и только на него.
И ни на кого никогда больше так не посмотрю.
Мы похожи. Слишком.
— Я против.
— Лен…
— Женя, блядь! — выкрикиваю и пытаюсь выдрать из рейдерского захвата ладонь. — Я. Против! У нее свадьба на носу.
— Я поговорю с ней после свадьбы, — моментально начинает кружить.
— Лазарь…
— Лен, пожалуйста.
Его голос меняется так неожиданно, что я замираю. Тихий, едва слышный, он пронизан какой-то невероятной тоской. Впивается в сердце и холодными струями спускается вниз живота. Внутри все застывает.
Он поглаживает мои костяшки и внезапно тянет их к лицу. Прижимается лбом к согнутым костяшкам, закрывает глаза и дышит так тяжело, что я просто не могу двинуться.
— Я, блядь, впервые в жизни хочу сделать все правильно, Лен. У нас с Аней все сложно. А я, по-моему, не могу без нее жить.
Слова, которые я совершенно не ожидала услышать, давят на челюсть и заставляют распахнуть рот. С трудом смыкаю губы и боюсь вздохнуть лишний раз.
Не могу жить.
Перед глазами всплывает расслабленное лицо Олега. То, как он неторопливо перебирает мои пряди и едва заметно улыбается в первых рассветных лучах. Сердце в груди обращается в маятник и поочередно ударяет под ребра.
— Мне нужно поговорить с Катей. Объяснить ей все. Никто, кроме тебя, не поймет. Аня, если у нас сложится, точно будет против, Олег вообще никогда не считал нужным кому-либо что-то объяснять. Я очень тебя люблю, Лен. Поддержи меня, пожалуйста.
Можно ли жить без человека, один вид которого заставляет тебя улыбаться?
— Я против, — повторяю на выдохе и прячу взор подальше от пронзительной голубизны напротив. — Но помогу, чем смогу. Если ты скажешь, что у тебя с Аней.
— Я люблю ее, — с легкой улыбкой и затаенной грустью раздается напротив, а в горле почему-то застревает вдох. — Похоже, кроме нее никогда и никого так не любил.
Глава 12
Олег
Глава 12. Олег
— Блядь, да где ебанная аптечка? — шиплю, со злостью хлопая очередной дверцей шкафчика.
Доводчик справляется с задачей, и глянцевый фасад с легким щелчком принимает естественное положение. В голове выплясывает стадо баранов. Дружно выстроились и копытцами херачат по мозжечку.
— Все, не бузи, Олег Константинович, — гавкает за спиной как всегда собранная Марина. — Сядь уже, пьянь.
— Спасительница, — благодарный стон сам рвется из груди, пока я опускаюсь на высокий барный стул.
Рыжая юркая тень с внимательностью следователя изучает каждую полку и ящик, пока я пытаюсь немного прийти в себя. Похоже, после ухода Лены, знатно переборщил, чтобы не ринуться следом.
Если бы помощница не заволновалась, когда я пропустил встречу — так бы и проспал до ночи.
Пора заканчивать. Сегодня же.
Небольшая пауза меня взбодрит. Тем более, что впереди ждет схватка со старым козлом. Расторопности тонкое дело не потерпит. Доказательства его вины требуются стопроцентные, как и вес людей, заинтересованных в том, чтобы старший Лазарев прекратил свое существование на и без него тесном конкурентном поле.
— Значит смотри, — вытаскивает стеклянный стакан и включает кран с фильтрованной водой. — Встречу с немцами я перенесла на пятницу. Сегодня день разгребла. Стратегию группы компаний на пятилетний трек начинаем в начале следующего месяца, после благотворительного вечера фонда «Жизнь детям». Я договорилась с твоими партнерами, они вошли в положение. По холдингу Соловьевых. Звонила в больницу, Семена Вениаминовича направили домой. К нему уехал внушительный букет, счета закрыла, но вопросы вызывают условия…
— Решу в ближайшее время, — клятвенно заверяю и тянусь к шипящей жидкости в руках Марины. — Ты ремонтникам не звонила? На сколько они там задерживают сдачу дома?
— Сегодня свяжусь, — кивает, пока я присасываясь к живительной влаге. — Костюмы твои из химчистки забрала. Во дворе ребята утром все собрали. До тебя ночью не дозвонилась, так что извини.
— На месте хоть все?
Обидно будет, если бриллиантики уплывут. Свою роль они сослужили, антураж создали, но выкидывать такие суммы на ветер я не привык. Тем более, что всегда можно грамотно переиспользовать.
— Сама проверила по списку. Цветы отнесли на второй этаж, а драгоценности предлагаю разыграть на аукционе Воробьева. Поднимет твои рейтинги, которые сейчас на дне океана плещутся. Что делать с машиной скажешь?
— Пусть стоит, — равнодушно пожимаю плечами и отодвигаю пустой стакан в сторону. — Хлеба не просит.
— Смотря с какой стороны посмотреть. С твоими доходами, может и не просит, а вот с моими…
— Да сделаю я тебе прибавку к зарплате, все. Только не кусайся.
В образовавшейся тишине ворох похожих на стаю мух мыслей пробирается в голову. Жужжит в мозгу и дергает за усы недовольного отсутствием Лены зверя. Я его отлично понимаю.
Без нее дома пугающе пусто.
Первые дни думал вернуться обратно в квартиру, но не стал. Холостяцкая нора — не место для женатого мужика. Когда Лена переступила порог моей квартиры первый раз, я постоянно боролся с желанием ее увезти. Она же взяла и выставила рамки, в которых потепления между нами можно было ждать вечность. А я, как мальчишка с желанием напакостить, оставил ее спать там, где до нее побывало столько лиц, что не вспомню.
И сам каждый день, глядя на нее из коридора, давился чувством вины.
Моя маленькая принцесса спала в кровати после сотен блядей. Пиздец.
После ее ухода, я вышвырнул все подчистую из той комнаты, переделал в гостевую. Но так и не смог отделаться от ощущения, что сам извалялся в грязи по самую макушку. А Лена так и осталась светлой и чистой.
Даже предательство не смогло испачкать ее образ в моей голове.
Я снова позволил ей уйти.
Чтобы на этот раз все сделать иначе.
Хочет новую жизнь? Получит новую. Только собраться с мыслями.
— Не помирились? — спрашивает тихо подошедшая вплотную Марина.
Вздрагиваю от неожиданности. Марин смотрит прямо, прошибает насквозь, засранка мелкая.
С ней мы познакомились лет шесть назад, в злосчастном Краснодаре. Тогда она, восемнадцатилетняя девочка, администрировала мой фанклуб. И когда, после наркологии все разбежались, продолжала следовать за мной, как верная тень. Не знаю, что меня дернуло позвать ее с собой в Москву, но с того дня ни разу не пожалел.
— Помиримся, — хмыкаю в ответ и поднимаю с места.
Просто, чтобы не сидеть под пристальным сканером серых глаз.
— Новая жизнь у нее, блядь, — не сдерживаю зверя и упираюсь кулаками в столешницу кухонного гарнитура. — Заебала, сил нет уже никаких. Вобьет в голову дурь и хоть ты тресни. Про старшего Воробьева выяснила?
— Обратные билеты послезавтра, — шуршит где-то рядом.
— Ну вот и кастрирую козла ради восстановления душевного равновесия.
— А он в чем виноват, Олег?
— Блядь, Марин…
Прохладные ладони касаются поясницы. Нерешительно, подрагивая скользят выше. Затем тонкие пальчики сжимают уставшие плечи, а по телу, помимо воли, приятно растекается расслабление.
В доме. В нашем, сука, доме.
Ядовитые струи отходят он ее пальцев и пробираются под кожу. Оплетают, словно липкая паутина и перетекают на столешницу.