Это еще не считая друзей. Несмотря на то, что на двойную свадьбу братьев Лазаревых, состоявшуюся сразу после наших с Аней родов, мы позвали только близкий круг, человек собралось больше пятидесяти. Даже родители Марины, с которыми мы познакомились на их с Левой свадьбе, приехали из Краснодара с ответным визитом, чему Ульяна Маратовна, мама Левы, была крайне рада.
Правда, многие гости подумали, что у нас с Олегом тройняшки. Мы не обижались. Про девчонок и сам Олег в шутку говорил, что не разбирается, где чьи. Или не в шутку. Потому что цветочки не только неотличимы внешне, но и по характеру. Тройняшки-неразлучницы, кочующие из дома в дом только вместе, одинаково одевающиеся и ревущие, если что-то идет не по их правилам.
А не нравилось почти трехгодовалым засранкам примерно все и всегда.
«Один в один Лиля», — констатировал Александр Самуилович, когда Женя показал ему девочек.
«Мои соболезнования Ане и Лене. Тебе с Олегом что соболезновать? Подкаблучники. Из вас и так веревки вьют, вам не привыкать».
Александру Самуиловичу раз в месяц Женя обязательно привозил полный состав внуков. Мы с Аней, скрипя зубами под тяжелым прессом светящихся глаз младшего Лазарева, мероприятие одобрили, хотя сами не навещали. Кирюша первое время тоже протестовал, но Аня объяснила ему, что дедушка сильно болел и не хотел его обижать. И наш добрый, жаждущий семьи мальчик, растаял. Чему Александр Самуилович крайне обрадовался.
«Должен же у старого козла быть какой-то стимул», — прорычала тогда Аня, отпуская Кирюшу на первое свидание с дедушкой.
Я молча с ней согласилась.
Паломничество в лечебницу регулярно осуществлял и мой отец. Стараясь не пересекаться с Николаем Игоревичем, который минимум раз в неделю торчал у лучшего друга. Что там не поделили когда-то трое друзей, так и осталось загадкой, но если связь с Александром Самуиловичем восстановилась, то между собой они никак не могли прийти к согласию.
Мама и Ульяна Маратовна старательно молчали, уводя тему каждый раз, когда дело касалось темного прошлого троицы. Только Лева и Олег, похоже, знали, в чем дело.
К слову, наши драконы оттаивали последними. Лева, как крестник, только недавно наведался к Александру Самуиловичу, под пристальным строгим взором пылающей праведным гневом Марины.
Олег так ни разу к отцу и не съездил.
Раз в месяц перечислял в клинику круглую сумму и на счет Самуиловича, открытый «за хорошее поведение». На деньги тот, как правило, покупал подарки нам. Но в первую очередь — внукам. При чем в эту категорию попадали не только наши дети, но и Левы, и даже Паши, который помог распутать дело с махинациями в компании отца.
Нити снова уходили в их прошлое. Оказалось, что Алексей Львович Воробьев не просто так кружился вокруг меня. В конце девяностых, когда Александр Самуилович, Николай Игоревич и мой отец выстраивали бизнес, их интересы пересеклись с так называемой группировкой «Западных». Именно с ними когда-то случился конфликт, в котором погибло много людей, а Александр Самуилович и Николай Игоревич едва выжили. Но это не спасло три семьи от тяжелых последствий.
Именно они стали причиной того, что Лева с Ульяной Маратовной долгое время жили в цыганском таборе, а маленьких Женю и меня отправили с Татьяной Борисовной и Катей на полгода в Европу.
Оказалось, что папа таки ввязался в дела, которых клялся, что никогда не касался.
Началось все, когда Александр Самуилович отжал фирму, которая она впоследствии перешла моему отцу. К ней имели интерес «работодатели» тогда молодого фармацевта, а по совместительству молодого наркобарона местного разлива, Воробьева-старшего. Не то, чтобы Алексей Львович пылал к «друзьям» огромной любовью, но вот к деньгам — другое дело. Когда его дела в нулевых посыпались трухой, Алексей Львович занял денег у старых «друзей» и вложился в компанию, которая прогорела. Долг вернуть предложили делом.
Схему и реализацию дали сами «Западные». Запудрить влюбленной в Пашу Марго мозги не составило труда. Алексей Львович использовал имя Александра Самуиловича, который на тот момент через посредника активно пользовался ее помощью для контроля дел внутри компании папы. А когда Марго что-то заподозрила, Алексей Львович засветился со мной для поддержания легенды близости к семье.
И это далеко не все. Алексей Львович лишь маленькая верхушка огромного айсберга. В схеме «Западных» участвовали так же люди внутри компании Александра Самуиловича и Николая Игоревича. Именно они в момент отсутствия у руля Жени или дяди Саши, разорвали старое партнерство между друзьями, подсунув Николаю Игоревичу нужного для них человека.
Если бы трое друзей забыли старые обиды и поговорили между собой, если бы я не игнорировала Марго долгое время, молчаливо борясь за внимание Паши, если бы она не ревновала его ко мне уже после того, как я сошлась с Олегом, ничего не случилось.
Но история не любит сослагательного наклонения.
Главное, что хорошо закончилось. Историческое партнерство между Николаем Игоревичем и холдингом Лазарева, которым вновь управлял Женя, теперь как полноправный владелец, было восстановлено.
— Папа, дяй!
— Ма-ма-а-а-а-а!
— Тя-тя-я-я Ле-е-ег!
— Па, тяй!
Синхронные визги возбужденных перед праздником детей приводят в чувство. Осоловело оглядываюсь на творящийся вокруг кавардак. Миша размазывая слезы по лицу и вишневому костюмчику, забрался на руки к что-то шепчущей ему на ухо Ане. Кирюша, закатив глаза, нависает над манежем с резвящимся Мотей и, под бдительным взором команды переругивающихся между собой бабушек в лице Татьяны Борисовны, мамы, тети Зи и тети Тани бодро повторяет алфавит. Испанский.
«Потому что языки развивают мозг!», — хором скандировали неугомонные воспитательницы. А мы не противились. Ибо нам еще самим испанского не хватало для полного счастья. Или Китайского, которым загорелась Татьяна Борисовна. Отговаривать пришлось во главе с Людвигом.
Как два педагога, они сошлись на том, что пяти языков вполне достаточно.
Папа с Сергеем о чем-то тихо разговаривают у входа, а Катя, поставив противень на колени, то и дело окунает вилку в подгорелую мякоть шарлотки.
Причину визга ожидаемо нахожу в углу гостинной. Ревущие «тройняшки» сидят на полу и размазывают по щекам несуществующие слезы. На полу валяется пластиковое блюдо с остатками растерзанного торта, который засранки отказались есть с чаем, хотя клянчили до этого момента весь день. Кошусь на застывшего в углу, страдальчески прикрыв веки, Олега с осуждением.
— Они просили — я дал, — стонет муж под прожигающим взглядом.
— Они дети, — как можно строже выдаю, давя рвущийся смех.
— Пираньи они, а не дети.
— Мы ни пилани! — возмущенно верещат хором перепачканные с ног до головы девочки.
— Пираньи, пираньи.
Мелисса, одернув голубое платьице, поднимается на ноги и решительно направляется ко мне. Лиля, задумавшись, запихивает перепачканный тортом палец в рот, а Мальва, что секунду назад грозилась разреветься, подозрительно щурится, глядя на удивленно замершую кузину.
— Кусьна? — спрашивает, хлопая огромными ресницами.
Мелисса резко разворачивается на пятках. Так, что золотистые локоны с кукольным бантом подпрыгивают вверх, а кружевной подол платьица серебрится складками.
— Ни кусьна? — уточняет, выжидательно глядя на сестер.
— Ни наю, — выдает вердикт Лиля, а затем поднимает голубой взор на Олега. — Тятя Лег?
Олег опускается на корточки и с выражением лица великомученика после сорока дней пыток поднимает кусок. Под пристальным взглядом трех пар глаз, откусывает и, хитро сощурившись, облизывается.
Ненавидит сладкое. Но ничего, все мы чем-то жертвуем.
— Нет, не вкусно. Не ешьте, мне больше достанется, — хмыкает Олег и подхватывает остатки торта.
— Кусьна, — констатирует Мелисса и бегом летит к папе. — Папа, тай!
— Кусьна! — верещит Лиля и цепляется за бегом удаляющимся Олегом. — Тятя, тай!
— Тай, тай, тай!
И под визги и хохот истеричный ураган уносится в глубь нашего дома.