Маневр же этот был вот какой. Под видом человека, который хотел бы на время снять квартиру, Курасов обошел поселок Чкаловский Кировского района города Куйбышева. Здесь он выведал, что одна из жительниц поселка держит исключительно породистую — рекордистка! — свинью и по сему случаю на дверь сарая на ночь навешивает два амбарных замка.
«А хоть бы и три, — усмехнулся про себя Курасов, — какая разница?»
Он вернулся домой, взял необходимый инструмент, и вместе с Гайдановым они на автобусе подъехали к ресторану «Восток», где их уже поджидал Ковалев. Экономя время, Ковалев еще издали подал условный знак: идите вон к той машине.
— Хозяин? — коротко осведомился Курасов, степенно, чтобы не вызвать подозрения, усаживаясь в «Жигули» цвета морской волны.
— Чувак и чувиха. Только-только сделали официантке заказ. — Ухмыльнулся. — И гаишников, паразиты, не боятся.
— Гони. Чего треплешься?
Владельцы автомашины — кто они, позднее органам следствия установить не удалось, — вероятно, ещё не расплатились за затянувшийся ужин, а жулики, потные от натуги и волнения — не без того — втащили в слесарку тушу свиньи.
— Чертов поросенок!
— Ха, поросенок... Центнера на полтора чушка!
— Тем лучше. Больше мяса — больше денег.
— На крытом рынке за кило — четыре—пять шмеля .
— Отдадим спекулянтам оптом. По три с полтиной.
Последняя фраза принадлежала Курасову, а его слово — закон. Как сказал, так и сделали. Деньги разделили поровну...
— Теперь за настоящее дело. Сбор, говорил уже вам, у пригородной кассы. Билеты на электричку берите до Безенчука и не мельтешите.
Ехали в разных вагонах. Сошлись, как заранее условились, на втором перроне у перекидного моста. Отсюда путь лежал в село Никольское. Разведку в нем вел Ковалев, он и возглавил шествие.
Едва поравнялись с первыми домами села, всполошились собаки. Пришлось ждать, пока не угомонились. И потом «настоящее дело» складывалось не совсем так, как хотелось грабителям. Проникнув через окно в помещение, где находилась сберкасса, они известным уже читателю способом, пользуясь ножовкой и ломиками, вскрыли сейф, а в нем оказалось лишь четыреста семьдесят шесть рублей. Правда, вместе с деньгами взяли облигации трехпроцентного займа на сумму двести семьдесят рублей да билеты денежно-вещевой лотереи на десять рублей, но все равно этого им было мало.
— А что, босс, если в магазин? — предложил Ковалев.
Курасов взъярился.
— Ты! Чтоб это слово слышал последний раз! — Резко повернулся к Гайданову. — И ты отвыкай от блатного. Еще ляпнете по привычке при людях.
— А мы что, не люди — волки? — с вызовом произнес Ковалев.
— Шакалы!
Ковалев прикусил губы, гримаса злобы исказила его лицо. Пусть в какой-то мере он виноват — не выбрал момента, чтобы в сберкассе имелось побольше денег, однако это вовсе не основание для оскорблений. Такие оскорбления он не прощает, а приблуда всегда при нем.
Но Курасов и сам сообразил, что, погорячившись, хватил через край. Пошел на примирение.
— Магазин, говоришь? Пошли!
Только, видно, такая уж невезучая ночь для них выдалась. В магазине, куда вошли, взломав дверные запоры, денег вообще не оказалось. Пришлось довольствоваться, как наутро будет записано в акте «по факту кражи», товарно-материальными ценностями. Их стоимость составила сумму в триста тридцать рублей восемьдесят семь копеек.
Затяжной запой у Ивана Курасова наконец кончился, и он присоединился к шайке старшего брата. А она, шайка, действовала к тому времени как хорошо отлаженный механизм. Ограбление следовало за ограблением.
Село Алтуховка Кинель-Черкасского района. В магазине «Товары повседневного спроса» вскрыт сейф. Денег в нем не было. Похищено товарно-материальных ценностей на тысячу пятьдесят семь рублей восемьдесят пять копеек.
Село Калиновка Сергиевского района. В продовольственном магазине вскрыт сейф. Похищено шестьсот тридцать семь рублей девятнадцать копеек.
с Село Парфеновка Кинельского района. В магазине № 1 вскрыт сейф. Похищена тысяча рублей. Кроме того, с четырех женских пальто сорваны меховые воротники общей стоимостью двести восемьдесят шесть рублей пятьдесят копеек.
Село Тоузаково Кинель-Черкасского района. В магазине «Товары повседневного спроса» вскрыт сейф. Похищено сто пять рублей. Похищено также товарно-материальных ценностей на восемьсот восемьдесят пять рублей сорок три копейки.
с Село Яблоневый Овраг Волжского района. Взломаны замки на дверях промтоварного (в промтоварном вскрыт сейф) и продовольственного магазинов, расположенных рядом. Похищено денег и товарно-материальных ценностей на общую сумму четыре тысячи семьсот пятьдесят один рубль пятьдесят шесть копеек...
Казалось бы, Курасов должен быть доволен: из наворованных денег скопил сумму, все налеты провел с блеском — никто не подкопался. Чего еще бы надо? Ничего. Между тем ему очень и очень хотелось душевного покоя. его-то как и не было. Поэтому, когда оставался один, сбрасывал с себя маску человека благодушного, даже слегка беспечного, становился темнее осенней тучи. И чем больше проходило времени, тем сильнее тревога. Подобралась она к нему исподволь, незаметно.
На первый порах Курасов не придавал особого значения тому, что и Ковалев и Гайданов (будь оно трижды проклято, такое совпадение!) оказались наркоманами. Что мне с ними, успокаивал себя, детей крестить? А ежели заметит, что не умеют держать язык за зубами, — обрез у него в полной исправности и патроны к нему всегда готовы. Слишком велика честь этим, кхе-хе-хе, подонкам, чтобы из-за них оказаться в местах, весьма и весьма отдаленных от благодатных волжских берегов.
Ковалев с Гайдановым, последний особенно, отдавали себе ясный отчет в том, чем может закончиться хотя бы один опрометчивый шаг, и поэтому старались вести себя, по пословице, тише воды, ниже травы. Только получалось это у них не очень складно, а главное, не всегда. Никак не могли, например, несмотря на строгий запрет Курасова, обходиться без жаргонных слов. Как-то повздорив из-за мастерицы по мелким кражам, пышногрудой Мурки, которая с одинаковой благосклонностью принимала ухаживания того и другого, подвыпившие дружки открыли перепалку.
— По тебе, козел, — кричал Ковалев, — рикша плачет!
— Что я, — отвечал Гайданов, — зверь какой? Али тебя хотел поставить ? Али рыжье твое забрал?
Ковалев презрительно фыркнул.
— Ты? У меня рыжье? Попробуй! Враз писану, мокрухи не побоюсь.
Курасов слушал-слушал и вдруг грохнул кулаком так, что из подпрыгнувших рюмок выплеснулась водка, зарябила лужицами на грязном верстаке.
— Цыц, петухи паршивые! — И хотя оба спорщика, присмирев, мгновенно замолчали, повторил: — Цыц!
Взъярился он так не случайно и не первый раз. Ведь если его помощнички подобным языком начнут препираться при посторонних людях, те наверняка насторожатся, даже могут милицию навести. Как же тут оставаться спокойным? Но еще больше разгневался Курасов, когда узнал, что Ковалев купил магнитофон, да не наш — японский!
— У тебя что, — прошипел яростно, стукнув костяшками согнутых пальцев по лбу Ковалева, — здесь совсем пусто? Сколько тебе говорил: не выпендривайся! Ты что, Рокфеллер какой, кучу денег отвалил! А спросят: где взял? Ну?!
— Спросят — отвечу. У тебя совета не попрошу.
Вообще с Ковалевым день ото дня становилось труднее, опаснее. Самолюбивый и упрямый, он все решительнее пытался выйти из-под власти Курасова, самовольничал. Однажды, не попросив разрешения и не предупредив заранее, взял на ограбление очередного магазина своего несовершеннолетнего брата Веньку.