— Однако ведь не во всех случаях решает чисто количественный перевес. Не секрет, что опытный преступник долго и тщательно продумывает каждый свой шаг и уничтожает малейшие следы преступления. Разве не бывает, что оперативная группа, приехав на место преступления, не обнаруживает ну абсолютно ничего, что могло бы помочь хотя бы выбрать направление поиска?
— Практически так не бывает. Преступник действует не в вакууме, а потому следы он оставляет всегда. Как правило, он и не подозревает об этом, хотя вроде бы и делает все, чтобы замести за собой эти следы. Зато наши криминалисты знают, где их искать. И след в их понимании — это не только след ступни или, скажем, отпечаток пальца. Уликой, изобличающей преступника, может стать самая ничтожная, казалось бы, почти невидимая мелочь. Помню, как пришлось мне в свое время расследовать убийство девушки, совершенное в кукурузном поле, вдали от населенных мест. Казалось, не было никаких следов — только отпечаток колес когда-то проехавшей грузовой автомашины с прицепом. Огромный объем работы пришлось проделать, пока не обнаружили на протекторе одного из грузовиков несколько прилипших зернышек овса. Но при чем тут вроде бы овес? А при том, что разыскиваемый нами автомобиль с прицепом, разворачивавшийся в кукурузном поле, заехал, ну совсем чуть-чуть, в полоску овса. Эксперты исследовали зерна и подтвердили, что на колесах — тот самый сорт овса и именно в той самой стадии зрелости, в какой он был Bf момент преступления. Улика сыграла решающую роль: преступник сознался в убийстве.
Но что — зерна... По нынешним временам такой след — очевидность. Криминалистическая наука сегодня подвинулась так далеко, что неопровержимыми доказательствами вины или невиновности могут стать микроскопические частицы практически любого вещества. Сел преступник на старую скамейку — и прибор обнаруживает на его брюках мельчайшие пылинки облупившейся краски. Соприкоснулся вплотную со своей жертвой — и ворсинки свитера или шерстяной ткани перешли с одежды на одежду. Микропорошинки, въедающиеся в лицо стрелявшего, пыль с серванта, даже запах могут изобличить преступника. Как бы он ни берегся, каким бы хитрым и осторожным он ни был.
— У экспертов-криминалистов, видимо, существует определенная специализация?
— А как же иначе? Ведь криминалистика — это наука, требующая от людей, ею занимающихся, глубоких знаний в физике, химии, почерковедении, психологии... Поэтому у нас в экспертно-криминалистическом отделе УВД работают несколько лабораторий: автотехническая, физическая, химическая, почерковедческая, пищевая, а также фотолаборатория. И в каждой из них есть виртуозы своего дела. Для Нины Николаевны Любовской, например, почерк человека — уже его характеристика, а любая, самая искусная его подделка так же очевидна, как грубый грим на лице. При расследовании многих хозяйственных преступлений заключение эксперта-почерковеда играет порой решающую роль. Существуют приборы, с помощью которых можно обнаружить, а затем усилить следы, оставшиеся на чистых страницах от вдавливания карандаша или шариковой ручки при письме. Я уж не говорю о любых подчистках или вытравлении текста — с подобными задачами наши криминалисты справляются просто: для этого есть специальные электронные приборы, помогающие легко читать то, что было написано ранее, в инфракрасных или ультрафиолетовых лучах.
О современной криминалистической технике можно было бы рассказать еще многое. На вооружении экспертов милиции десятки сложнейших приборов, металлоискатели, чуткие не только к черным, но и к цветным металлам. Но не стану перечислять — я ведь говорю об уровне нашей криминалистической науки лишь для того, чтобы этим аргументировать свой тезис: сложно преступнику замести следы, когда против него — наука. Ее достижения — еще один веский аргумент, подкрепляющий тезис о неизбежности справедливого возмездия.
— Наука наукой, однако и в достаточно отдаленные от нас времена, когда советская криминалистика была, скажем так, еще в пеленках, мастера уголовного розыска тоже разгадывали самые сложные ходы преступников. Правда, мы знаем о них в основном по художественной беллетристике, но...
— Но прототипы своих литературных героев писатели находили, как правило, в самой жизни. Это вы хотели сказать? Совершенно верно. Профессионалы, думающие, опытные, умеющие логически мыслить, обладающие тонкой интуицией, у нас были, есть и будут. И с каждым десятилетием профессионализм наших сотрудников уголовного розыска, следователей, экспертов углубляется. Накапливается, изучается и обобщается опыт старших поколений. Работа в органах милиции не терпит дилетантизма — слишком велика ответственность нашей профессии. Например, в инспекции по делам несовершеннолетних мы подбираем людей с педагогическим образованием — иначе им трудно было бы заниматься воспитанием и перевоспитанием своих подопечных, А в органах борьбы с хищениями социалистической собственности нам уже недостаточно, если сотрудник имеет только юридическое образование. Здесь у нас работают специалисты, до тонкостей разбирающиеся в бухгалтерском учете, в экономической структуре промышленных предприятий, компетентные в торговле, в строительстве, в вопросах снабжения сбыта.
О том, какими доками, если нужно, могут быть работники нашего ОБХСС, свидетельствует, например, недавнее дело о злоупотреблениях на Приволжском маслозаводе. Там группа преступников — директор, заведующая производством и мастер — систематически обманывали государство, создавая неучтенные излишки молока. Из них на заводе делали сливочное масло, сметану, творог, а продавали «налево» — частным лицам. Выручка шла ворам в карман.
Поймать расхитителей было далеко не просто: они искусно запутывали следы, пользовались халатной небрежностью бухгалтеров маслозавода и совхоза «Солнечный», подделывали документы. Десять тысяч рублей прикарманили таким образом преступники. Но и это не все: они ухитрились ограбить государство еще на пять тысяч рублей — за счет незаконных премий, которые они получали за якобы достигнутое перевыполнение плана по выработке творога. На самом же деле на заводе производили сверхнормативный обрат, который жулики отпускали в совхозы и колхозы по стоимости творога. А по документам посмотришь — вроде бы все чисто.
Но как ни ловчили хапуги, перехитрить ОБХСС им не удалось. Въедливая, высококвалифицированная проверка доказала их вину — хапуги оказались на скамье подсудимых. Иначе и быть не могло: противостояли преступникам профессионалы высокого класса.
— Видимо, я не совсем точно поставил вопрос. Углубление профессиональных знаний, накопление опыта, мастерства, высокая техническая оснащенность — весь этот естественный прогресс аналогичен непрерывному совершенствованию и других областей человеческой деятельности. Хирург сегодняшний, например, знает и умеет гораздо больше, чем знал и умел его собрат по профессии сто лет назад. То же можно сказать и о металлурге, и о железнодорожнике, и о зоотехнике. Я же имел ввиду чисто индивидуальные качества людей, избравших делом своей жизни борьбу с преступностью. Независимо от уровня развития любой профессии, науки, в том числе и криминалистической, во всякие времена были, есть и будут работники талантливые и посредственные, энтузиасты и холодные ремесленники, а то и просто бездари, которым никакой технический прогресс не в силах помочь справляться со своим делом хорошо. Так вот, если в прошлом, когда техническая и научная оснащенность розыска была близка практически к нулю, на первый план выходили личностные качества сыщика. А в какой степени они важны сегодня? Признаться, когда я слушал ваш, Василий Федорович, рассказ о мощи современного розыскного аппарата — мощи технической, научной, организационной, — у меня подспудно складывалось впечатление, что преступник так или иначе «поймается сам собой» — ну куда ему, бедолаге, деться? А впечатление это невольно тянет за собой мысль: в конце концов не так уж и важно, какие именно винтики будут в этом механизме. Лишь бы они четко выполняли свои функции. А свои Шерлоки Холмсы, комиссары Мегрэ, Эркюли Пуаро нам не так уж и нужны. Своими «незапрограммированными» действиями они только помешают четкой работе механизма.