Выбрать главу

—  Но почему? Почему вы поступили так?

Солдат молчал. На лбу и висках у него пробились крупные капли пота.

—  Уверен был, что вы придете. Себя ведь не обманешь, — продолжал медленно Винокуров. — От суда своей совести, будь ты хитрее и умнее всех на свете, не убежишь.

Карагин непроизвольно положил себе руку на грудь, сделал судорожное глотательное движение, прогоняя застрявший в горле жесткий, как наждак, комок.

—  Без совести человек — все одно что нет человека, — размышлял вслух прапорщик. — Так, некий образ в материальной оболочке. Ни отцовской крови в нем, ни памяти о той, кому обязан рождением на белый свет, ни родины, ничего святого за душой. Вы об этом-то хоть подумали?

—  Как же мне жить теперь? Что делать? — потерянно топчась на месте, осевшим голосом спросил Карагин. — Позора не вынесу.

— Жить? Ясно как — по-человечески. Честно жить, — сказал Винокуров. — А слово я свое сдержу. Никто из ваших товарищей об этом не узнает. Вы доверились мне — и я верю вам.

—  Как?!

— Да так... Ведь и отец ваш верил, что вы настоящим человеком будете.

Потом у старшины, прямо скажем, состоялся нелегкий разговор с командиром подразделения. Тот полагал, что дело рядового Карагина необходимо передать в военный трибунал.

—  Главный суд уже состоялся, — убеждал его Виноку­ров, — Карагин сам осудил себя. И лучший выход — оставить все как есть. Да, была в парне червоточина, гнездилась, словно червь в молодом подберезовике,— рассуждал прапорщик. — Но стоило положить гриб в соленую воду— и червь покинул его. Мне представля­ется, что за эти дни я Карагина узнал, как собственного сына. И говорю вам: не подведет он теперь. Ведь его эгоизм дотла выгорел. Душой переплавился человек.

Старшина и командир, оба коммунисты. В конце концов они сошлись во мнении.

А спустя шесть месяцев рядовой Афанасий Степанович Карагин увольнялся в запас. Со старшиной попрощался особо:

—  Александр Филимонович, я решил поступить в вы­сшую школу МВД. Хочу стать таким же, как вы. Пройти по жизни вашей дорогой.

Слова цену имеют, когда делом подкреплены. Ныне Афанасий Карагин — офицер милиции, сотрудник Московского уголовного розыска. Но поскольку человек, о котором идет речь, не придуманный нами персонаж, а вполне конкретное лицо, оговоримся, фамилия его здесь изменена. Все, что читатели узнали, осталось в прошлом. А плохому прошлому Карагина не место в его нелегкой и светлой сегодняшней судьбе. Однако и не рассказать о том, что было, мы не вправе. В противном случае трудно понять, в чем состоит главная черта прапорщика А. Вино­курова, требовательность которого по отношению к подчиненным вошла в подразделении чуть ли не в пословицу. «Строгий», — отзываются о нем солдаты. «Очень строгий. Как отец», — уточняют другие. И это правда.

Родился Александр Винокуров в 1937 году в селе Городище, неподалеку от Сталинграда. Отец его работал механиком в аэропорту. То же самое пришлось ему делать и на войне. Домой Филимон Андреевич вернулся обой­денным осколками и пулями, с медалью «За отвагу», орденами Отечественной войны II степени и Славы III степени, другими наградами.

А вот разрыв снаряда, что упорно потом преследовал Сашку в снах, унес жизни его старшего брата и сестры. Остальные пятнадцать горячих кусочков германского металла приняла в себя мать. Она долго болела. Болела, но работала. Сначала свинаркой на подсобном хозяйстве силикатного комбината, а с осени сорок шестого и до настоящего времени — кастеляншей в общежитии на том же предприятии.

Изо дня в день превозмогала Анастасия Леонтьевна свои хвори в заботах о детях. Восьмерых из двенадцати удалось ей с мужем сохранить, вырастить и вывести в люди. Этот ее женский подвиг отмечен орденом «Мате­ринская слава» I степени.

С того же силикатного комбината, где трудились отец, мать, братья, был осенью пятьдесят шестого года призван в армию и электрик Александр Винокуров. Служить ему довелось во внутренних войсках. Уже на первом году солдатской жизни за проявленные при задержании особо опасных преступников умелые и решительные действия командир части присвоил Винокурову звание «ефрейтор».

А произошло все до удивления буднично.

Мелкий нудный дождь, моросивший почти две недели без роздыху, наконец-то прекратился. В то утро командиру роты, в которой служил Винокуров, стало известно, что через тайгу по направлению к государ­ственной границе пробираются двое бандитов. На их совести немало безвинно загубленных человеческих жизней. Оба понимали, что на снисхождение рассчитывать не приходится. Прощения не будет. И потому, точно бешеные волки, не щадили любого, кто вставал на их пути. Хитростью и коварством, выдав себя за лесников, им удалось пробиться через один из заслонов и при этом завладеть оружием. Теперь они были намного опаснее.

Но какой бы путь ни избрали преступники в тайге, возмездия им не избежать. Старший лейтенант Анатолий Захаров, бывший фронтовик, знал в этих, родных ему местах даже тропы, какими ходит зверь. Под его руковод­ством были блокированы все лесные дороги. В одну из групп включили и Винокурова. Обладавший большой физической силой, отличный стрелок, старательный и расторопный солдат, он в числе первых среди молодых своих сверстников добился права пойти в войсковой наряд.

Сегодня Александр Филимонович не скрывает, что сильно волновался в тот день. Каким-то шестым чувством угадывал он, что смертельной встречи не миновать. Двое его спутников, люди испытанные, сохраняли невозмутимое и даже в какой-то мере флегматичное отношение к про­исходящему. Деловито, привычно устраивали себе ночлег, прибыв на берег большого болота.

—  А ты чего медлишь? — спросил его сержант.

—  Мне что-то не хочется спать, — отвечал Александр.

—  Чудак. Раньше полудня им сюда не добраться. Да и вряд ли они пойдут этой дорогой. Не дураки же. Во- первых, солидный крюк в сторону, во-вторых, болото. Тут не то что сапоги, голову можно потерять.

— Если доверите, — попросил Винокуров, — я постою на часах.

—  Что ж, давай, ежели охота ломит. А мы пока прикорнем. Надоест стоять — разбудишь. Да не вздумай костер разжигать. Ночью огонь далеко виден.

Сержант и его напарник, выбрав местечко посуше, расстелили на траве плащ-палатки, в головах пристроили вещмешки и легли спинами друг к другу. Оружие каждый положил вдоль туловища — стволом на ладонь. Не прошло и пяти минут — заснули. Остался Александр один на один с погрузившейся в темень тайгой.

Говорят, что ночь на посту тянется долго. Он этого не заметил. Со всех сторон солдата, выросшего в степном Поволжье, обступила глухая и всеобъемлющая тишина: ни рычания зверя, ни крика птицы, ни всплеска воды, ни шороха. Затаившаяся тайга следовала своим извечным законам, о которых Винокуров знал пока немного. Даже неба, затянутого тучами, не видать. Не отнимая указатель­ного пальца от спускового крючка, он осторожно ходил по кругу, в центре которого отдыхали его товарищи.

О том, что наступил рассвет, Александр догадался по выступившим из непроглядного сумрака кустам шиповни­ка. Затем, чуть дальше, пробились силуэты деревьев, неясной линией обозначился край болота. От него потянуло холодной сыростью, гнилостным запахом. Реде­ла мгла, и вместе с нею таяла тишина. Легкий ветер сухо прошелестел зарослями осоки. Где-то далеко-далеко, должно быть на другом краю болота, возник непонятный, неясный звук. Солдат придержал дыхание — оно казалось ему слишком громким — и весь превратился в слух. Нет, все спокойно, почудилось, наверное. Хотя стоп! Снова... Тот же вкрадчивый размеренный звук.

Винокуров сделал несколько шагов вперед и, подойдя к урезу воды, присел на корточки, склонил голову набок. Через минуту-другую всякие сомнения у него отпали: по болоту шли люди. Александр отошел назад, встал за куст шиповника. Ждать пришлось недолго. Вот уже слышно, как чавкает грязь в такт чьим-то шагам. В полосе мо­лочного тумана обозначились смутные тени...

Винокуров снял автомат с предохранителя и осто­рожно взвел затвор. Хотел было разбудить товарищей, но тут же сообразил, что опоздал с этим. Неизвестные оказались неожиданно близко. В руках переднего, корена­стого, плотного, был шест, которым он ловко проверял надежность дороги. За спиной угадывалось ружье. Точно так же был вооружен и второй, помоложе и повыше ростом. Вдруг оба остановились, прислушались. Виноку­рову показалось, что они смотрят в его сторону, и он невольно присел, маскируясь. Что могло насторожить их? Возможно, дыхание спящих.