Он сказал:
— Часа через три вернусь. — И поскорее положил телефонную трубку на рычажки.
Зайдя к Строкуну, который тоже не покидал Управления, корпел за столом над какими-то бумагами, Иван Иванович доложил:
— Проскочу в Волновую... Санька там набузотерил: в ДК сцепился со Славкой Сирко. Толком не знаю, но кто-то из них схватился за нож. Доставили в райотдел, Санька требует, чтобы протокол задержания составили по всей форме и обязательно передали в прокуратуру.
Строкун знал, какая давняя дружба у сына майора Орача с сыном знаменитого на всю республику председателя колхоза «Путь к коммунизму» Петра Федоровича Сирко.
— Да что они, мухрморов объелись?!
— Будто бы из-за девчонки...
— Санька из-за девчонки пошел с ножом на Славку? Майор Орач, если ты в это поверишь, я перестану тебя уважать как розыскника! Поезжай, разберись...
Парни, разведенные по разным углам, сидели в комнате. Глянув на них мельком, Иван Иванович убедился, что потрепали они друг друга изрядно. У здоровяка Славки (штангой бы ему заниматься, бить мировые рекорды!) под правым глазом — огромный синяк, глаз заплыл и почти не открывается, под породистым вздувшимся носом запеклась корочка крови. Славка, откинув голову назад, положил ее на высокую деревянную спинку жесткой заеложенной лавки и прижимал скомканный в потной руке платок к раскисшей губе, которую украшали роскошные, словно у гусара-ухаря, черные усы.
Сане тоже досталось. Рубашка спущена с плеча, рванули ее за рукав, словно спешили распустить на бинты, чтобы перевязать раненого. Но лицо — чистое, Славкины пудовые кулаки его, видимо, не коснулись.
— Аники-воины! — сердито заключил Иван Иванович.
Славка Сирко виновато, чисто по-мальчишески (парню шел уже тридцатый) потупился и отвернулся. Ему было стыдно. Совсем иное чувство владело Саней: глаза — словно угли потухающего костра, на которые дунул ветер. Он весь собрался, сжался, вот-вот прыгнет на своего обидчика...
Иван Иванович прошел к дежурному за стеклянную перегородку.
Майора Орача в здешнем райотделе считали «своим», здесь он начинал службу участковым инспектором, затем розыскником. Дослужился до капитана, отсюда несколько лет тому его и направили в областное управление.
При виде Ивана Ивановича дежурный поднялся из-за пульта. Он был смущен, — уж так ему все это неприятно...
— Что тут все-таки произошло? — спросил Иван Иванович.
— Они молчат, — кивнул дежурный на доставленных, которых хорошо было видно сквозь стеклянную стенку. — Позвонили из ДК: дерутся парни, из приезжих, могут порезать друг друга. Тут как раз подвернулись ребята из ГАИ на мотоцикле.
И вот — привезли... — Дежурный выложил на стол складной нож с деревянной ручкой, — такими садовники обычно делают обрезку кроны. — У Сирко отобрали. А ваш орудовал ремнем с офицерской пряжкой.
Иван Иванович взвесил на ладошке нож. Сколько ему за годы работы в милиции довелось повидать таких ножей — с государственным клеймом и самоделок, некоторые из них были настоящими произведениями искусства. Но все — участники (а затем — вещественные доказательства) человеческих трагедий: они калечили и убивали.
Ивану Ивановичу было обидно за сына и его закадычного друга: до такой степени потерять человеческий облик!
Правая рука Сани была замотана платком. «Нож за лезвие поймал», — определил Иван Иванович. Саня сжимал порезанную ладошку в кулак, значит, пальцы сгибались, сухожилия целы. А могло все закончиться и более трагически.
«Дурошлепы!» — обругал он в душе обоих.
Его удручала злость, которая руководила драчунами, та жестокость, с которой они сцепились, а главное, то несчастье, которое могло произойти, не подоспей вовремя сотрудники ГАИ на мотоцикле. «Кто из них виноват? Кому отдать предпочтение? И надо ли кому-то из них отдавать это предпочтение»?
— Обоюдная драка с применением холодного оружия, — констатировал Иван Иванович. — Злостное хулиганство в общественном месте — статья двести шестая, часть третья Уголовного кодекса — до семи лет лишения свободы.
Парни угрюмо молчали.
— Что вы не поделили? — жестко спросил Иван Иванович. В таком тоне он вел допрос отъявленных бандитов. Подержал в руках нож, передал его дежурному.
Славка, должно быть, понял, что шутки кончились. Побледнел.
— Не я начал, — кивнул на Саню. — Я за ним в Донецк приехал, соскучился. В ресторане пообедали. Вечером сюда прикатили, батю в Благодатном навестили... Отпуск мне дали по телеграмме... Попрощаться вызвал, говорит: «Умру скоро».