воскресенье в Нижних Сергах побывало много, но к вечеру они дошли до такого состояния, что
большинство из них при всем желании не могли взобраться даже на кровать, не говоря о крыше.
Васюков, закончивший в паспортном отделении выборку лиц, вернувшихся из заключения,
назвал и преступления, за которые они отбывали наказания. Таких, что крали из квартир,
магазинов и складов по всему району, оказалось всего двадцать девять человек.
— За полгода,— уточнил Васюков.— Но и среди них я лично не вижу ни одного, который
бы мог совершить сегодняшнее преступление.
— А вдруг они в тюрьме свои курсы повышения квалификации прошли? — пошутил кто-
то.
Необычно громким показался телефонный звонок, длинный, с неравномерными короткими
перерывами. Чернов схватил трубку и вытянул свободную руку, призывая молчать. Бросил
только торопливо:
— Щипахин!..— И в трубку: — Слушаю тебя!.. Так...— Взглянул на всех, вытянувших
шеи в его сторону, улыбнулся:— Хорошо!.. Эх! А мы, деревенщина, недоперли... Чего же ты
так?.. Ну, возвращайся.— И, положив трубку, коротко доложил: — Научно-технический отдел
дал заключение, что следы на бумаге и в огороде за складом принадлежат одному и тому же
человеку. Установили это с трудом, так как Щипахин по дороге умудрился расколоть слепок на
три части. Ехал-то на грузовой!.. И еще: мы тут гадали насчет продольных штрихов на следе,
обнаруженном в огороде, помните? Так вот: в научно-техническом отделе предполагают, что
преступник поверх ботинок натянул носки, чтобы след был неясным. Понятно?
— Значит, точно не наш, не нижнесергинский, залезал в магазин! — откликнулся сразу
кто-то.— Наш бы ни за что не стал носки портить. Даю голову на отсечение!..
И враз зашевелились все: кто захохотал, кто заговорил с соседом, а заядлые курильщики
дружно защелкали портсигарами.
Уже когда расходились с совещания, часов около девяти, в горотдел пришел Штокин.
— Докладывай, как прожил эти дни твой Угораев,— сразу призвал его к себе Чернов.
— Нормально,— ответил Штокин. Он полез в свой планшет, порылся в нем и достал
листок бумаги, приготовившись рассказывать по порядку.— Начнем с воскресенья... Угораев
одинокий и живет на частной квартире в доме пенсионера Петунина, здешнего уроженца.
Петунин этот всю жизнь проработал на хлебозаводе, дом у них справный — на двоих со
старухой. Угораев за десятку живет в отдельной комнатушке. Значит, так... Жалоб на Угораева
никаких нет. Старуха Петунина говорит, что он почти никуда не ходит, даже — в кино. С бабами
тоже вроде бы не водится, хотя и одинокий. Выпивает только после получки, и то дома. Сказала,
что иногда сам выпрашивает что-нибудь поделать по хозяйству из тяжелой работы: дрова
поколоть, навоз от конюшни отбросать и всякое разное...
— Ты с воскресенья давай,— попросил Олег Владимирович.
— Воскресенье...—Штокин глядел в свою бумагу.— В пятницу вечером, значит, Угораев
на заводской машине уехал в Свердловск в командировку за какими-то запчастями, вернулся
только к утру воскресенья...
— Проверил на заводе?
— Да не сбивайте вы меня, Олег Владимирович, я сам еще собьюсь!.. Все проверил,
конечно. Так... Воскресенье проспал дома с дороги, потому что вечером должен был выходить
на работу в ночную смену. К пяти, значит ушел, а домой вернулся около двух ночи. Все
нормально...
— По дороге никуда не заходил? — опять не удержался Чернов.
— Нет,— ответил Штокин.— Возвращался с моим соседом Гришкой Нецветаевым и еще
каким-то мужиком из нашего края. Это я у Гришки узнал, когда на завод заходил.
— Ты на заводе-то тоже был, что ли?
— Сейчас оттуда... Дальше. В понедельник Угораев тоже работал в ночную. И Гришка
видел его, как он шел ночью домой с какой-то бабой впереди него. Потом свернул в свой
проулок. Сегодня Угораев тоже на работе. Я заходил к мастеру цеха и узнал от него, что смены в
бригадах меняются по неделям: от воскресенья до, воскресенья. Характеристику
производственную надо? — спросил Штокин. И, не дождавшись ответа, сообщил: —
Характеристика хорошая: прогулов нет, опозданий — тоже, дисциплину не нарушает. Работает
хорошо. Любит зашибить деньгу. Заработок у него среди первых — сто семьдесят примерно.
Все...
Штокин отодвинул бумажку, вытащил из кармана платок и вытер со лба обильный пот.
— А с самим Угораевым не говорил?
— Нет. На работе видел издалека, но подходить не стал. А зачем?
— Да я хотел все-таки поточнее знать, за что он сидел,— сказал Чернов.
— С чего бы это я завел с ним такую речь на ночь глядя?!
— Тоже верно,— признался Чернов.
— В бумажке моей, Олег Владимирович, все записано,— показал Штокин на листок и
подвинул его к Чернову.—И фамилия мастера, с которым я говорил, и адрес Петуниных, у
которых живет Угораев. Что еще надо?
Чернов не успел ответить.
В кабинет зашел Алферов с ботинком в руке.
— Черт-те что творится! — заговорил от двери. Подошел к столу и показал ботинок.—
Мартьяновский. В вытрезвителе сняли...
Чернов молча смотрел на ботинок. Обыкновенный рабочий, только староватый. Но на
подошве отчетливо просматривались пупыри, точь-в-точь такие же, какие отпечатались на листе
бумаги в магазине, когда там произошла кража...
6
— Заходил к Маруське Банниковой, но опять не застал,— отчитывался Алферов.— Дом
темный стоит, видно, все еще не вернулась...
— Загуляла, наверное — вмешался Штокин.— В восьмом часу я видел ее в нашем краю,
шла куда-то. И в том самом платке!..
Зазвонил телефон, Чернов взял трубку. Во время разговора молчал. Только в самом конце
разулыбался. Сказал всего одно слово:
— Спасибо.
Повесив трубку, объяснил весело:
— Вот как надо работать! Заведующий горторготделом звонил. Сообщил, что папирос
«Дели» в Нижние Серги последние три месяца не привозили. В райпотребсоюз — тоже. До
девяти часов заставил людей работать!.. Завтра, сказал, сообщит, когда получали эти папиросы
последний раз.— И сказал Алферову: — Извини, прервали нас, рассказывай…
— А я все рассказал, Олег Владимирович. Привез, как надумали, Мартьянова в
вытрезвитель, сгрузили как полагается. Он же — ни рукой, ни ногой. Стали заносить на руках. Я
подхватил его за ноги и чуть не выронил: ботинки увидел...— Алферов покрутил головой.— Час
от часу не легче: одна — в этом окаянном платке, другой — в ботинках... Что хошь думай!
— Вот тебе и трус!—усмехнулся Штокин.
— А ведь трус, товарищи, честное слово, трус! — стоял на своем Алферов и, видимо, сам
удивлялся больше всех, так как с его лица не сходило недоумение.
— Вы понимаете, товарищи,— сказал Чернов,— что в этом деле у нас начинает
скапливаться много барахла, в котором необходимо как можно быстрее разобраться: платки,
ботинки, сапоги, в которых был Маруськин гость. К утру сутки минуют, как совершилась кража,
а может, и двое: в понедельник-то в магазине был выходной... Мы же все на месте топчемся.
— Маруську-то искать сегодня? — спросил Алферов.— Время — одиннадцатый час
доходит: жена потеряла уже наверняка.
— Жена — не волк, в лес не убежит,— ответил Чернов.— Я тебя, Василий Васильевич, не
уговариваю, но ведь сутки проходят, а злодей все еще над нами улыбается. Мне, например,
простое самолюбие спать не дает, не говоря про служебный долг! Ты подумай, что получится,
если преступник хитрее нас окажется? Мы в Нижних Сергах подметки у ботинок нюхаем, а наш
печник-ювелир сидит где-нибудь в московском ресторане и пьет шампанское за наше здоровье...
Жуть подумать!
— Ладно, понял,— сказал Алферов.— Я все равно найду, приведу Маруську-то... А вы-то
спать не хотите?