– Пункт второй, – говорил Буров, – опись личного имущества на трупе и в автомобиле. Эти предметы находятся в специальном контейнере и могут быть отправлены по адресу покойного за счет вашего посольства. – Он передал Холлису документ.
Список оказался очень подробным, он включал в себя одежду и багаж, двое часов, фотоаппарат и даже сувениры: авторучки, бритвы, почтовые открытки и т.д. Это означало, что никто, ни сельские жители, ни местные милиционеры, ни работники морга ничего не присвоили себе из вещей покойного или, что более вероятно, что от начала до конца вся операция была поручена КГБ.
– Смазочные материалы для машины и прочее находились в багажнике и их нет в контейнере, поскольку они огнеопасны, – продолжал Буров. – Вы также увидите, что в машине были фрукты и овощи, но их нельзя переправить по американским таможенным правилам. Мы с радостью пришлем в американское посольство смазочные материалы и аналогичные продукты. В сущности, вы можете забрать их с собой. Груши выглядят весьма аппетитно.
– Полковник, возьмите эти груши, полейте слегка смазкой и засуньте их...
– Засунуть? Куда?
Холлис был уверен, что Бурову достаточно хорошо известно это выражение, чтобы точно понять, куда именно.
Полковник лишь пожал плечами и продолжал:
– Интуристовские чеки будут переведены через западный банк ближайшим родственникам мистера Фишера. У меня тут шестьсот два доллара в американской валюте и еще небольшая сумма в различных европейских валютах. А также тридцать два рубля семьдесят восемь копеек. Все это вы можете забрать сейчас.
Холлис вспомнил слова Фишера на пленке. «Я дал ему карты и деньги». А француженка заявила, что Фишер одалживал у нее две копейки.
– Я не вижу карт, указанных в этой описи, – заметил Холлис.
Буров не отвечал.
– У Фишера, несомненно, имелись карты. – Холлис изучал лицо полковника. – Наверное, кто-то взял их.
Буров махнул рукой.
– Да им цена-то копейки.
– Тем не менее бьюсь об заклад, что вам очень бы хотелось знать, где сейчас находятся эти карты, полковник.
Буров пристально посмотрел на Холлиса, и тот понял, что Додсон не попал в лапы КГБ ни живым, ни мертвым.
– Если эти карты каким-нибудь образом неожиданно объявятся в американском посольстве, то я дам вам знать. Так что об этом можете не беспокоиться, – упрямо продолжал Холлис.
Буров задумчиво поджал губы, словно оценивая такую возможность, и явно нашел ее неприятной.
– Бьюсь об заклад, что мы обнаружим эти карты быстрее, чем вы, – произнес он.
– Принимаю пари. Каковы ставки?
– Очень высокие, полковник Холлис.
Сэм кивнул. Если Додсон достигнет цели и доберется до посольства или любого западного репортера в Москве, его история моментально прервет советско-американские отношения еще лет на десять.
Буров, видимо, понимал, о чем размышляет Холлис, и напрямик, довольно откровенно, сказал:
– Ставка здесь – мир.
– Действительно, так и есть.
– Мы также обнаружили фотопленку. После обработки мы пришлем фотографии в ваше посольство. Вы же понимаете, что КГБ не выпустит из своих рук непроявленную пленку, предварительно не посмотрев ее, – ухмыльнулся Буров.
– Не вижу в этом ничего удивительного. Молодой человек мертв.
Холлису страстно захотелось двинуть кулаком в эти вишнево-красные губы. Лиза начала что-то говорить, но Холлис положил руку ей на запястье и сказал Бурову:
– И конечно же, вы вернете ключ или пропуск гостиницы «Россия».
– У меня нет ни ключа, ни пропуска, полковник Холлис. Грегори Фишер вообще не доехал до Москвы.
– Вам известно, что доехал. Мы тоже это знаем.
Еще с полчаса продолжалась эта возня с документами. Наконец Буров откинулся на стуле и резко заметил:
– А вы гуляли по лесу.
Холлис поднял взгляд от бумаг и сказал:
– Собирали грибы.
– Неужели? Да вы просто настоящий русак. Вы можете мне объяснить, какие грибы ядовиты?
– Полагаю, могу. Как видите, я еще жив.
Буров искренне рассмеялся, затем перегнулся через стол и, по-прежнему улыбаясь, спросил:
– Можно взглянуть на грибы? Я сам большой их знаток.
– Боюсь, нам не очень повезло.
– Я бы не пытался их искать в сосновом лесу.
Холлис предположил, что Буров заметил несколько сосновых иголок или почувствовал запах хвои, исходящий от них с Лизой, а возможно, он располагал какой-то информацией. Чрезвычайно трудно определить, в чем эти люди уверены, а что просто предполагают.
– Вы найдете грузовик с водителем? Нам бы хотелось выехать в аэропорт, – поднимаясь со стула, сказал Холлис.
Буров остался сидеть.
– В такое время это сделать невозможно. Вам придется переждать ночь.
– Вы хотите сказать, что полковник КГБ не в состоянии пригнать грузовик только потому, что сейчас позднее шести вечера?
– Я хотел этим сказать, полковник Холлис, что иностранцам не разрешается ездить ночью по стране без соответствующего сопровождения. В том числе и дипломатам.
– Тогда дайте нам сопровождение.
– И во-вторых, – продолжил Буров, – когда приехала ваша машина, я обратил внимание, что у нее не работают ни фары, ни габаритные огни. Вы должны были утром заметить это. К несчастью, в Можайске нет ни станции техобслуживания, ни гостиницы. Тем не менее здесь есть совхоз – государственная ферма. Он находится в двух километрах отсюда. В общежитии есть свободные комнаты. К тому же там есть автомеханик. Я напишу записку, и они будут рады предоставить вам все удобства.
Холлис посмотрел на Лизу, затем перевел взгляд на Бурова.
– Не вижу для нас иного выбора. И все же я требую к восьми утра грузовик с водителем.
Буров рассмеялся.
– Здесь вам не Америка, а я не американский босс, а всего лишь полковник государственной безопасности. Ждите водителя между девятью и десятью часами. – Он сложил документы в «дипломат» и сделал пометки на их пропусках. – Теперь они действительны до завтрашнего полудня и также дадут вам право въезда в совхоз. Постарайтесь оказаться в Москве к полудню. – Буров указал им на выход.
– Могу я позвонить в посольство? – спросил Холлис.
– Не думаю, что здесь есть телефон. Пожалуйста, следуйте за мной. – Он выключил свет в каморке и повел их к выходу.
Когда они вышли из морга. Буров объяснил им, как добраться до совхоза.
– Где мы можем найти телефон? – поинтересовалась Лиза.
– В совхозе. Там же и душ, так что вы сможете отмыться от смолы. – Буров коснулся пальцем небольшого липкого пятна на ее руке.
Лиза резко отдернула руку. Буров подошел к «Жигулям» и взглянул на номера.
– Машина напрокат?
– В посольстве не оказалось свободного автомобиля.
– Даже если так, полковник Холлис, то все равно по закону вы не имели права пользоваться этой машиной.
– Не «потейте» над этой штучкой, полковник. Знаете, что это означает?
Буров обошел машину вокруг.
– Ехали вы небрежно... туго же ей пришлось... грязь, сосновые иголки... – он отодрал с кузова «Жигулей» прилипшую сосновую веточку. – А зазубрины и царапины на дверцах и крыльях совсем свежие. Где вы взяли ее напрокат?
– Ее взял для меня мой сотрудник.
– Могу ли я взглянуть на документы проката машины?
– Нет.
– Нет?
– Нет. – Холлис открыл дверцу со стороны водителя. – Всего хорошего, полковник Буров.
Лиза села в «жигули», однако Буров облокотился на машину так, что она не могла захлопнуть дверцу.
– В окрестностях Можайска, – проговорил он, – есть три главных достопримечательности. Это собор святого Николая, развалины Лютецкого монастыря и Бородино. Если бы вы встали пораньше, то успели бы объехать их все. Особенно людей с запада интересует Бородино в связи с романом «Война и мир».
– Меня оставляют равнодушным поля сражений, – отозвался Холлис.
– Неужели? Боюсь, это наша страсть. На этой земле было слишком много войн. Нам постоянно приходится давать уроки разным народам.