– С Лизой Родз.
– Вот как? А откуда вы знаете, что она хочет поехать? – раздраженно спросил Сэз.
– Здесь любому хотелось бы выбраться из Москвы. Даже забирать труп – это удовольствие.
– Вы же понимаете, что МИД сообщит КГБ о том, что пропуск выдали на ваше имя.
– Разумеется, я понимаю это, – ответил Холлис.
– Комитету вы нравитесь еще меньше, чем я. Они могут не справиться с искушением доставить вас в можайский морг на их условиях.
– Я об этом сам позабочусь.
– О вас я как раз не беспокоюсь. Вы – заноза в заднице. Я волнуюсь о Лизе Родз. И имейте в виду, мне не удастся вас прикрывать в Можайске.
– Вы не смогли прикрыть меня в пятидесяти ярдах от посольства. Итак, до полудня в мой офис должны доставить два пропуска.
Айлеви открыл дверь, чтобы уйти, но Холлис закрыл ее и спросил:
– Вы выяснили, числился ли майор Додсон в списках пропавших без вести во Вьетнаме?
– Это выясняется.
– А как насчет нашего приятеля из номера 745? Я имею в виду Шиллера. В стране находится американец с такой фамилией?
– Я проверяю, Сэм. Буду постоянно держать вас в курсе.
– Знаю, что будете, Сэз. Сплошное удовольствие работать с ЦРУ.
Айлеви похлопал полковника по плечу.
– Постарайтесь, чтобы вас не прихлопнули на автостраде Минск – Москва. Мне хочется увидеть, чем закончится это дело.
Глава 8
Сэм Холлис натянул синие джинсы и кожаные сапоги. Сунул в левый сапог нож, а над правым ремнем прикрепил на лодыжке небольшую кобуру. Он проверил автоматический «Токарев» 7.62 советского производства. В сущности, тот был сделан по системе «кольта-браунинга», немного видоизмененной русским оружейным конструктором Токаревым, который, поставив на него свою фамилию, просто позабыл заплатить Кольту и Браунингу гонорар за патент. Холлис находил этот пистолет надежнее американского оригинала, кроме того, если придется пристрелить кого-нибудь, то лучше оставить в трупе пулю советского образца.
Холлис навинтил надуло глушитель и сунул пистолет в кобуру, прикрыв ее штаниной джинсов. Он надел черный свитер с высоким воротом, поверх кожаную куртку, в которой лежало четыре обоймы по восемь пуль в каждой.
Полковник вышел из своей комнаты и зашагал через широкий двор. Влажная трава хлюпала под сапогами, но небо было ясным, и сквозь облака слабо светило солнышко.
Трое мальчишек лет по тринадцать гоняли мяч во дворе. Холлис узнал в них Ларри Эшмана, сына коммандера Пола Эшмана, военно-морского атташе, Тома Карузо, сына генерального консула, сына торгового атташе Джейн Лоури. Обычное субботнее утро. Как всегда. Младший Эшман крикнул:
– Полковник Холлис? Вы готовы?
– Конечно! – Холлис побежал к боковой линии, а тем временем Карузо и Лоури заняли линию защиты. Эшман сделал сильную низкую передачу через поле. Двое мальчишек подбежали ближе. Шипы на их бутсах шлепали по мокрому дерну. Холлис подбежал к падающему мячу, поддел его кончиком сапога и принял на грудь, но поскользнулся и едва не упал, однако успел развернуть плечо вперед, и мяч надежно укрылся на его груди между правой рукой и изогнутым плечом. Он услышал громкий вопль Эшмана:
– Вот здорово! Молодец, полковник!
– Все нормально, полковник, держите, – сказал Карузо и протянул Холлису его пистолет. Сэм сунул его обратно в кобуру на лодыжке, покрепче затянув ремешок.
– Вы довольно быстро бегаете, полковник, – заметил Лоури. – Даже с этой железякой на ноге.
Карузо сдерживал ухмылку, а Холлис сказал:
– Когда я играл в финале в академии, я проходил три линии защиты.
Мальчишки рассмеялись. Холлис посмотрел на них. Им, наверное, очень одиноко здесь, подумал он. Ни танцев, какие бывают в средней школе, ни вечеринок по субботам, ни пляжа, ни лыжных поездок, ни друзей, ни девчонок. И ни Америки.
– Изучайте эту страну, ребята, пока вы здесь. И Москву тоже. Встречайтесь с русскими.
Они кивнули.
– И не показывайтесь в этих шиповках на глаза Ване. – Он имел в виду русского садовника, буквально помешавшегося на этом газоне. Он даже звонил Скоттам в Колумбус, штат Огайо, чтобы посоветоваться, как за ним ухаживать.
Холлис направился к жилому блоку – трехэтажному кирпичному дому. Первый этаж, который в Штатах служил бы гаражом, использовался под прачечную и кладовую. Из холла лестница вела в гостиную, столовую и кухню. На третьем этаже располагались одна или две спальни, а иногда и рабочий кабинет, это зависело от ранга сотрудника. Холлис отыскал квартиру Лизы и нажал на звонок. Он услышал ее шаги на лестнице, затем дверь отворилась.
– Привет! – улыбнулась она. – Я было подумала, что вы идете ко мне, а потом увидела футбол. А что вы выронили, когда играли?
– Бумажник.
– О! – Она отошла в сторону и покружилась перед ним. – Ну, как я выгляжу – достаточно скромно?
Она была в невысоких сапожках, в широких вельветовых черных брюках и темно-синем жакете. Из-под воротника жакета виднелся такой же черный свитер, как и у Холлиса.
– Очень мило, – ответил он.
– Вы объясните мне, зачем вам понадобилось, чтобы я надела все темного цвета?
– Я поклонник темных цветов. Пошли.
– Ну, серьезно, Сэм... – проговорила она. – Я могу вас так называть?
– Конечно.
– Почему все-таки темное?
– Расскажу позже.
Они вышли на улицу не через главные ворота, а через калитку у казарм морских пехотинцев. Холлис подошел к милицейскому посту и по-русски сказал:
– Передайте тем двоим, что стояли ночью у главных ворот, что полковник Холлис просит прощения за некорректное поведение.
Один из милиционеров ответил:
– Мы обязательно передадим это, полковник.
– Всего хорошего.
Холлис с Лизой направились по Девятинскому переулку.
– О чем это вы их просили, Сэм? – спросила она.
– У меня возникли небольшие неприятности, когда они спросили у меня паспорт.
– Правильно, что вы извинились, – заметила Лиза.
– Это правильно с военной точки зрения, – сказал он и прибавил: – К тому же мне не хочется, чтобы эти ублюдки решили, что сумели достать меня.
– Где мы будем завтракать? – поинтересовалась Лиза.
– В «Праге».
– Тогда мы можем прогуляться по Арбату. Мне нужна передышка.
Они повернули и пошли пешком по широкому бульвару.
– Солнце светит... хоть какое-то разнообразие.
– Вижу.
– Вы часто бывали в «Праге»?
– Нет.
– За последнее время вы прочли какие-нибудь хорошие книги?
– Не могу вспомнить ни одной.
– Кто-то рассказывал мне, что вас сбили над Северным Вьетнамом.
– Это правда.
– Но вы не были военнопленным.
– Нет, меня спасли в море.
– Дело этого майора Додсона имеет для вас особое значение.
– Возможно.
– Вы не любите сложноподчиненных предложений, не так ли?
– Это зависит от темы разговора.
– Извините.
Они свернули на Арбат у Министерства иностранных дел, еще одного сталинского небоскреба.
– Вы когда-нибудь там бывали? – спросила Лиза.
– Несколько раз.
– Ну и на что это похоже?
– Вы когда-нибудь были в здании госдепартамента?
– Да.
– Ну вот, на него и похож советский МИД, если не считать того, что весь вздор и лицемерные разговоры произносятся на русском языке. Атак почти никакой разницы.
Они пошли по Арбату.
– Вам здесь нравится? – спросил Холлис Лизу.
– Ничего. Немного получше, если вы понимаете, что я имею в виду. Я знаю каждый квартал, оставшийся от старой Москвы.
– Неужели?
– Я занимаюсь фотоочерком.
– Занятно. Это хобби?
– Более или менее. Я собираюсь опубликовать этот материал.
– Желаю удачи, – произнес он и вдруг спросил: – Вы русофилка?
Она смущенно улыбнулась.
– Что-то вроде этого. Да, мне нравится... этот народ... язык... старая Россия.
– Русские необъяснимы, не так ли? Я не могу постичь их, – заметил Холлис. – Они слишком много говорят о своих русских душах, но никогда не упоминают о своих сердцах.