Тимофей резко вскинул руку, будто что-то кидая в сторону, крикнул:
– Хэй!
Зверь словно этого и ждал, подскочил вверх, как на пружинах, кинулся в сторону, большими прыжками уходя в чащу леса.
Тимофей вернулся к повозке. От него шёл пар. Никогда в жизни Морозов так не потел даже в бане, как за эти двадцать минут безмолвного поединка. Покачивая головой, Никифор опустил ружьё. Антон с Александром были в полном восторге.
– Вот это да! Прямо колдовство!
– Нет, это волчий гипноз!
Тимофей только усмехался. Спорить или объяснять что-то не хотелось. Поединок с волком словно вытянул из него все силы. Но морозный воздух и свежий запах еловой хвои быстро восстанавливали сбившееся дыхание и сняли нервное напряжение.
Остальной путь прошёл без приключений. На заимке бойцы первым делом разгрузили сани, разложив ящики в амбаре по маркировке.
В просторной избе лесника пахло деревом. За печкой стояла никелированная кровать с панцирной сеткой, у окна – грубо сколоченный стол с парой массивных табуретов. Поперёк окна висела простая, без вышивки занавеска белого холста. На подоконнике дремал беспородный чёрно-белый кот.
– Вот мои хоромы, – сказал Никифор. – Кому в избе жарко, может спать в амбаре или на чердаке в сене.
– А как насчёт бани? – спросил Антон.
– А я, как медведь, до весны не моюсь, – усмехнулся старик. – Шучу, конечно! Баня старая, потому летняя. Надо бы поправить, да стар уже, один не справлюсь.
– А с инструментом как? – поинтересовался Тимофей.
– Струмента полно, даже циркулярка есть. Но горючки в обрез, до весны её не привезут.
– Морозов с Бойцовым могут баню срубить, да и мы с ребятами поможем. За неделю поставим, – неожиданно выдал Лунин.
– Ишь, какой скорый! Ладно, будем баню ставить, но с моим доглядом. А ты, знать, деревенский? – обернулся Самарин к Тимофею.
– Ага, и Женька тоже, – ответил тот. – Мы с ним земляки, с одной деревни. Он до армии подмастерьем ходил у нашего плотника, подай-принеси, пошёл на хрен, унеси.
– Не боишься? – прищурился Никифор. – Работа непростая!
– Как мой отец говорил: «Глаза боятся, руки делают»!
– И подсказки не чураешься?
– Чего не знаю – завсегда спрошу. За спрос денег не берут, коли спрос не ко времени, так по шее дадут. Два-три венца скопировать, много ли ума надо?
Старик помотал головой.
– Да нет, парень, придётся новую ставить. Раньше-то я один был, а много ли одному надо? А нынче народу много, придётся поболе ставить.
– Новую! Так это ж лес валить надо, а я не умею, – растерянно произнёс Тимофей.
– Валить не придётся, уже свалено, а вот вывезти хлопотно. Но вы справитесь! – уверенно проговорил Никифор. – Прошлый год я, как чуял, санитарную рубку провёл. Покажу, где брать. Манька волоком притащит. Сначала только снегоступы сплетём, опосля пойдём.
– Разве на циркулярке доску напилим? – усомнился Тимофей.
– А то! Кругляк к верхушке возьмём, и будет доска, – заверил Никифор.
Он поднял дверцу, закрывающую вход в подпол, и, не говоря ни слова, полез вниз. Минут через пять лесничий вернулся с бутылкой самогона.
– О, гуляем, братцы! – повеселел Сашка, который никак не мог отойти от встречи с волком.
– Да мы ещё зелёные, пороху не нюхали! – смутился Антон.
– Вот я вас зелёным змием и испытаю, – хихикнул старик. – Тимоха, поди в сени! Там в верхнем углу закатка стоит, кабан копчёный. Неси её сюды! Ты командовать поставлен, вот и командуй, но только правильно, не то расстреляем тебя как предателя. Как говорил мудрый полководец Чапаев – командир во время боя должен быть позади строя. Но поскольку ты у нас мастеровой, то будешь впереди планеты всей!
Вскоре Тимофей вернулся с трёхлитровой банкой копчёного сала. Бойцы весело переглянулись, но вслух восторга не выразили – в избу вошёл старший лейтенант Анисимов. При виде копчёного сала у него аж глаза заблестели.
– Мне тоже наливай, Никифор Фомич, – быстро сказал он, – а этим молокососам ещё не положено!
– Ишь ты, какой строгий! – возразил старик. – У себя командовать будешь, а здесь закон – тайга, медведь – хозяин. А своей избе покуда я распоряжаюсь. Ты, давай, не шуми! Сначала было что? Аз – всему начало, стало быть, сначала магарыч, а опосля – дело.
Лесничий говорил уверенно и вместе с тем добродушно. Слушая его, Анисимов невольно заулыбался. Никифор тем временем доставал из настенного шкафчика стаканы, тарелки и чёрный хлеб, завёрнутый в полотенце.