— Ставь подпись, не то плясать заставлю!
Капли брызнувшей слюны попали на лицо, Лоцман брезгливо утерся.
— Падаль вонючая! Я тебя…
Лоцман взвился и почти вслепую толкнул коменданта, опрокинул в кресло.
Подсечка. Он вмазался лбом в столешницу, ухватился за угол стола, повис, спас колено от удара об пол. Сокрушительный удар в шею. Лоцман обмяк, свалился охраннику под ноги. Тяжелый башмак наступил на истекающее болью, сводящее с ума колено. Лоцман закусил губу, чтобы не закричать; в глазах чернело.
— Подпишите документ, — отчетливо выговаривая каждый слог, произнес комендант.
Охранитель мира мотнул головой, крепче стиснул зубы. Ощутил во рту кровь. Башмак сильней прижал ногу.
— Вы обязаны исполнить свой долг до конца и подписать ОБЯЗАТЕЛЬСТВО.
Он повернул голову, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь пелену в глазах. А ведь это не охранник жмет — сам комендант топчется на живом человеке. Лоцман приподнялся, упираясь в пол ладонями. Разжал зубы. Вытолкнул хриплые, непослушные звуки:
— Не подпишу. — Дальнейшее вырвалось само, чуть ли не помимо воли: — Клянусь «Последним дарханцем».
Он уронил голову и закрыл глаза. Делайте что хотите — моей подписи под ОБЯЗАТЕЛЬСТВОМ не будет.
Ботинок убрался с колена. Жесткий ворс ковра захрустел, отзываясь на шаги, — комендант повернулся к столу.
— Что там с «Последним дарханцем»? — Вопрос явно относился не к Лоцману. — Проверьте. — Пауза. — Так… Ах вот оно что… Спасибо. — Долгое молчание. — Поднимите.
Охранник усадил Лоцмана в кресло. Его тусклые глаза обрели блеск, точно с них сняли чехлы, и светились любопытством. Комендант возвышался у стола — внушительный, как подобает большому начальнику, — но кожа на щеках начала дрябнуть, обвисать, лицо изъели нездоровые рытвинки. Он глядел на Лоцмана так, словно тот был фургоном, везущим ценный груз, — фургоном, который сломался и застопорил движение на трассе: и не объедешь, и в кювет не столкнешь.
— Ладно, — решил он, — обойдемся без вашей подписи. Как я уже говорил, это пустая формальность. — Он подвинул к себе лист с ОБЯЗАТЕЛЬСТВОМ и сам подмахнул его вместо охранителя мира.
— Ваша бумажка не имеет силы. Здесь стоит «Лоцман Поющего Замка», а я еще и Лоцман Последнего Дарханца.
— Вы наглец, — обрезал комендант. — Учтите: при малейшем нарушении порядка я вас отправлю… — Он не договорил, куда отправит нарушителя, открыл сейф — пустой, разглядел Лоцман, — сунул на полку ОБЯЗАТЕЛЬСТВО и захлопнул дверцу. Щелкнул закрывшийся замок. — В армию я вас не допущу, стимулятор не получите. Свободны. Уведите, — бросил комендант охраннику и размашистым, сердитым шагом покинул кабинет.
— Ну, даешь, парень, — пробурчал солдат, поднимая Лоцмана с кресла. — Да не трепыхайся, колченогий, — донесу. — Он выволок охранителя мира из дома, поставил на крыльце. — Ишь, прикрылся старым фильмом! Додумался же… — Он исчез за дверью с надписью АУКЦИОН.
Лоцман привалился к стене. Боль простреливала ногу от колена до бедра. О каком нарушении порядка толковал комендант? Я шагу ступить не могу, не то что устроить дебош.
Охранник возвратился с обыкновенной, несколько облезлой шваброй. Щетку он сорвал и выбросил, а палку вручил Лоцману:
— Держи. Пойдешь прямо, до большака, потом направо. Там найдешь своих.
— Понял. Со мной теперь позволено разговаривать?
— Теперь — да, — ответил солдат. — ОБЯЗАТЕЛЬСТВО подписано, и ты — мертвый Лоцман. — Хлопнула дверь, и охранитель мира остался один.
Он долго не решался спуститься с крыльца. Затем кое-как сполз, неловко ступил — и плюхнулся на ступеньку, едва подавив крик. Уму непостижимо, как можно терпеть такую боль. Комендант сулил — коли не подмахну бумажонку, останусь без ноги. Ну и Змей с ним. Вспомнить только, как кричала несчастная замарашка, заклинала не подписывать, — мороз по коже. Видать, она-то в свое время покорилась, а теперь канючит бумажку, умоляет вернуть…
И все прочат мне смерть. Как долго умирает Лоцман, не подписавший ОБЯЗАТЕЛЬСТВО? Комендант, конечно, врал насчет пустой формальности — на деле это, должно быть, очень важно. Но он вроде бы не ожидал упорного сопротивления, а упоминание о «Последнем дарханце» его и вовсе обескуражило. Что-то у них не сошлось, и охранитель мира одержал верх не только из-за собственного упрямства — помог некий сбой в системе отлова Лоцманов и отстранения их от съемок.
Его спас «Последний дарханец»; тут есть закавыка, которую в Кинолетном городе не учли. А Ингмар говорил, что проход в иномирье возник неспроста и что такого прежде не бывало. Выходит, Богиня продала своего Лоцмана Ителю — мы еще разберемся, что это за фрукт такой, — и в то же время хотела, чтобы Лоцман укрылся в мире Последнего Дарханца. А два взаимоисключающих желания Кинолетный город выполнить не в силах. В результате охранитель мира оказался на ступенях АУКЦИОНА с искалеченной ногой и палкой от швабры вместо костыля.
Продать Лоцмана за пять тысяч долларов! Смехотворная цена. Да чтоб я стал помирать за такие деньги? Была охота.
Опираясь на скользкую палку, он поднялся и заковылял по асфальтированной, обсаженной кустами дорожке — прямо, как велел охранник. По сторонам за живой изгородью блестели чисто вымытыми стеклами разноцветные одноэтажные дома, чуть дальше раздували рифленые бока ангары. Впереди наблюдалось движение: дорожку пересекали люди, изредка проезжали машины. Большак, сказал охранник. Большая дорога.
— Ты что, еще не побывал у коменданта? — неожиданно раздался голос за спиной.
Глава 5
Лоцман остановился.
— Побывал. — Он неловко обернулся.
Перед ним стоял полуголый человек с огромным кровоподтеком на плече. Юношеская фигура, правильное лицо, темные волосы, темные глаза, нечто романтическое в облике — вертолетчик. Тот самый, что вопреки запрету заговорил с Лоцманом и схлопотал от солдата прикладом. Удивительно, почему у него гипс не наложен, — ключица-то, поди, раздроблена. Однако синяк казался старым — бледнеющий, изжелта-коричневый — и ни следа опухоли.
— Как это у тебя плечо?.. — начал удивленный Лоцман.
— Здешнее солнце исцеляет, — объяснил летчик. — А вот как ты был у коменданта, коли хромаешь?
— Да лечить не стали. И стимулятор дать пожадничали. — Лоцман вымученно улыбнулся. — Бумагу ихнюю не подписал, вот и…
Пилот вытаращил глаза.
— Не подписал?! — ахнул он. — Ничего себе! Не подписал! Да что ж ты с ногой маешься? Про солнце не объяснили? А ну пошли.
Он без церемоний ухватил Лоцмана за пояс и вломился в живую изгородь. За ней оказалась полоса газона и пешеходная дорожка, за которой стояла еще одна изгородь, а дальше виднелись веселые коттеджи: зеленые, голубые, кирпичные, лимонные, красные.
Вертолетчик отпустил Лоцмана, тот повалился на траву.
— Давай ногу, поглядим… Это надо же — не подписал! — твердил пилот восхищенно, пока Лоцман возился со штанами; затем увидел раздутое лиловое колено, вывернутую голень и помрачнел. — Это вывих; тут солнце не спасет. Ладно, сами сделаем. Можешь орать, только в морду не бей, — он взялся за ногу выше и ниже колена. — Отвернись.
Охранитель мира отвернул голову и стиснул зубы. Сжались железные тиски, колено разорвала свирепая боль. Лоцман дернулся, впился пальцами в землю, но смолчал. Ноге полегчало.
— Всё, — выдохнул летчик, выпрямляясь. — Молодец. — У Лоцмана по щекам текли слезы; он вытер их рукавом и пристыжен но глянул на пилота. Летчик устраивался на траве, подставляя солнечным лучам заживающее плечо.
— Погреешь кости — оно и наладится, — заверил он жизнерадостно. — А что стимулятор не дали, не горюй. Его только тем дают, кто идет в армию. Сволочам, иными словами. Ты чей Лоцман? — спросил летчик без перехода.
— Пленников Поющего Замка. А ты?..
— Пилот Шестнадцатого вертолета.
— Разве имени нет?
Вопрос позабавил летчика своей нелепостью. Он усмехнулся и добродушно пояснил:
— Имена у актеров, а мы — техническая служба. Нам не положено.
— Это неправильно, — заявил Лоцман.