Изображение было на трех экранах: крупный план, дальний план и средний план сбоку. Монтажник смотрел кинокадры, останавливал ленту, прокручивал назад, сравнивал. Стучал по клавишам на пульте, комбинировал и просматривал получившееся на четвертом экране. Внезапно, будто ощутив чужой взгляд, он обернулся; Лоцман отпрянул и направился дальше по коридору.
Одни кабинки были темны, в других шла работа. Кино, которое снимали без Лоцманов, было нетрудно узнать: его наполняла жестокость и нарочитое, настырное противоречие моральным нормам. Казалось, идет игра, в которой жизни и души актеров ничего не стоят.
У очередного оконца у охранителя мира оборвалось сердце: на экране Серебряный Змей тянулся мордой к Ингмару. Северянин бежал по лестнице, пытался спастись, потом кинулся к оцепеневшей от ужаса Лусии, сгреб девушку и сунул в морду Змею. Крупным планом возникло серое лицо Ингмара и зажмуренные глаза Лусии, ее разинутый в крике рот. Змей поволок добычу вверх по лестнице, Лусия билась головой о ступени. Мертвый взгляд, подпрыгивающий подбородок, закинутые за голову руки… Змей возвратился, желая продолжить потеху. Ингмар подобрался к раненому Рафаэлю, принялся жать ладонью на грудь, чтобы стонами друга отвести от себя беду. Крупный план: искаженное лицо умирающего, выступивший на лбу смертный пот…
Солнце за дверью ангара ослепило.
— Я убью его, — объявил Лоцман.
— Кого?
— Эту мразь. Ителя.
Шестнадцатый направился обратно к дороге, по которой они пришли сюда.
— Ничего не разберу. Что за Итель? Ты про него уж который раз…
— Ну… Итель. Который заставил Богиню меня продать. И других заставляет.
— Что ты несешь? Я ни о каком Ителе слыхом не слыхал.
— Мало ли что. — Лоцман смешался. Об Ителе ему рассказывал Ингмар; допустим, северянин мог ошибиться. Но ведь и Хозяйка говорила — уж, верно, она-то знает. Однако пилоту про Ителя не известно… Впрочем, это ничего не доказывает: вертолеты в Большой мир не летают, Шестнадцатому позволительно не знать. Что же до самого Ителя… Непременно его убью, сказал себе Лоцман, как только увижу. — Так где тот архив, который нам нужен?
— На краю города. Скоро придем.
Они добрались до самой границы мира. Здесь стояла подвижная, колеблющаяся стена тумана — плотный, сизый туман клубился, перетекал сам в себя, закручивался в тугие воронки.
— Не вздумай сунуться, — предупредил Шестнадцатый, кивнув на стену. — Это смерть. А вот тебе архив.
Невысокое здание без окон — белая коробка. Стены сложены из каменных плит, вогнутых, точно линзы. Возможно, они пропускают свет, и потому архив не нуждается в окнах? Летчик откатил в сторону белую, теряющуюся на фоне стены дверь. Внутри всё было освещено рассеянным молочным светом — Лоцман угадал насчет полупрозрачных стен.
— Ты здесь раньше бывал? — спросил он.
— С той Лоцманкой.
Шестнадцатый вошел в здание, Лоцман — за ним.
В нос ударил густой дух сена и свежей зелени. Затем раздалось ворчание, послышались какая-то возня и скрежет. Охранитель мира застыл. Змей!
На полу распростерло кожистые крылья чудовище: на голове — золотисто-красный гребень, на зеленой спине — черный узор, изжелта-зеленый хвост свит кольцами, на коротких лапах — мощные когти, будто выточенные из черного дерева. Змей поглядел на пришельцев огненным глазом и принялся пожирать сено из стоящей перед ним корзины. Рядом лежала охапка зеленых веток.
— Дракошка, — удивленно сказал Шестнадцатый и потрепал чудовище по твердому гребню на голове, — кто тебя сюда засадил?
Дракон скребнул по полу устрашающей лапой, что-то вякнул и ткнулся летчику мордой в колени.
— Старый совсем, — пояснил пилот Лоцману. — Видишь, даже крылья подобрать нет сил. Умница. — Шестнадцатый погладил морду, словно выложенную позеленевшими от старости монетами. — Э, смотри-ка: его поранили. Дракошка, кто это тебя уделал?
Лоцман приблизился, с любопытством рассматривая дракона. Серебряный Змей с виду не такой страшный, но в зловредности Дракошку переплюнет.
— Где рана-то?
— Вот, над глазом. — Шестнадцатый обеими руками повернул дракону голову.
Лоцман увидел сгусток запекшейся крови.
— Штыком ткнули? — предположил он.
— Похоже. — Летчик нахмурился. — Очень похоже… Вот гады — уже Дракошка им помешал! То-то его сюда спрятали.
— Зачем он в городе?
— Остался с прежних времен. Последний. Раньше вертолетов не было — на драконах летали.
— А до того что было? Кино-то изобрели не намного раньше вертолетов.
Шестнадцатый задумался, отошел от Дракошки.
— По-моему… Точно, кино не было. В каждом мире жили художники, рисовали картины. Огромные галереи. В некоторых древних мирах, говорят, сохранились — красотища. Кино гораздо хуже, особенно нынешнее. Ладно, пошли искать.
Они поднялись на третий, самый верхний, этаж. Без летчика Лоцман в жизни бы не разобрался в бесчисленных стеллажах с нумерованными ячейками, где хранились коробки с микрофильмами.
— Ты говорил, у вас около двухсот миров, а тут материалы на десятки тысяч, — заметил он, оглядывая ряды стеллажей.
— Потому что полно умирающих миров, да и умерших тоже — архив ведь. Нам туда. — Шестнадцатый двинулся между стеллажей, руководствуясь ему одному понятными признаками. — Вот. — Остановившись, он достал из ячейки в нижнем ряду плоскую коробку, подал Лоцману. — Твое?
На черном картоне белели названия: «Пленники Поющего Замка», «Двойник», «Космические волки», «Конвой глубокого космоса». То же самое, что значилось на двери комнаты АУКЦИОНА, где Лоцмана принуждали подписать ОБЯЗАТЕЛЬСТВО.
— «Последнего дарханца» нет.
— Не может быть. — Летчик открыл коробку: в четырех из десяти отделений лежали маленькие пластиковые упаковки, на каждой значилось свое название. — И впрямь. Нет как нет.
— Потеряли?
— Так не бывает. Очень странно. Давай-ка глянем на твою Богиню.
Шестнадцатый закрыл коробку, перевернул кверху дном. Потер середину донца, подышал на проступивший серый квадрат. Появилось изображение женщины: не первой молодости, с поблекшим лицом, с тонким суховатым носом. Серые, как пыль, глаза с рыжими лучиками, темные волосы до плеч.
Изображение стало меркнуть и пропало.
— А я думал — Богиня молодая и красивая, — сказал разочарованный охранитель мира.
— Когда-то была молодая. — Летчик положил коробку на место. — Но где твой «Дарханец», хочу я спросить. Это, что ли? — Он вынул такую же коробку из соседней ячейки, глянул на единственную надпись. — Точно.
Лоцмана озарило:
— Она лежит отдельно, потому как тогда у меня была другая Богиня. Верно?
— Посмотрим.
Шестнадцатый потер донце коробки, подышал. От тепла возникло изображение — смутное, расплывшееся, неприятное. И эта уродина — настоящая Богиня? Та, у которой украли Лоцмана и которая изредка дарит ему крупицу жизни? Великий Змей, до чего удручающее зрелище!
Портрет Богини погас.
— Наконец-то я понял. — Шестнадцатый убрал коробку на стеллаж.
— Что ты понял?
— Отчего у Богини, вопреки здравому смыслу, Лоцман, а не Лоцманка.
— Оттого, что она такой урод? — Пилот засмеялся, зашагал к лестнице:
— Да ты, оказывается, смотрел и не видел. Было три создателя Дархана: две Богини и Бог. Вот ты в кого — а вовсе не в тетку, которая тебя продала.
Лоцман повеселел. Значит, у него еще и Бог имеется? Отлично.
Они миновали дремлющего в холле дракона и вышли из здания. Охранитель мира, прижмурясь, подставил лицо солнечным лучам. И внезапно ощутил, что совершенно выдохся — бесконечно устал от своих приключений, творений и смертей. Он в изнеможении присел на край ухоженного, душистого газона.
— Ты что? — обеспокоился Шестнадцатый.
— Сил нет, посижу чуток. Слушай, друг, мне домой надо. И в Большой мир попасть. И на Дархан обещал вернуться — там Стэнли умирает.