– Вы и вправду сейчас пытаетесь обвинить меня в некомпетентности?! – Гласшарт начал кричать и злиться, изображая полное недоумение.
– Заткнись – сухо сказал Скелдриг. – мы не пытаемся тебя обвинить. Вопрос стоит более серьезный. За солдат тебя ждет трибунал и десять лет каторги в вольных землях на оприциновых рудниках, а дальше мы изымем все имущество, и ты будешь выгнан с позором. Но вот как выглядит дело, есть доказательства, что ты убивал аристократию по найму, так сказать, подзарабатывал на стороне. Весь наш орден не может тебя в этом обвинить или судить – это дело короля и королевской стражи. За убитого аристократа тебе грозит смертная казнь. Мы хотим, чтобы ты сам все признал и сохранил свою жизнь.
– Мне нечего признавать! – Гласшарт не собирался сдаваться. – На меня напали из-за моей работы наши же инквизиторы, подкупили каких-то членов бурбонного крыла и теперь пытаются подставить!
– Пусть так – грозно, но тихо сказал Файтир Жеан Тарсевиль. – Позовите стражу, в казематы его и пытать, пока не расколется.
– Пытать. За что?! – начал кричать Гласшарт.
– За необоснованное убийство солдат инквизиции и превышение должностных полномочий – сухо произнес Больен Фартэн и удалился прочь из комнаты.
***
Руки горели. Казалось, они вот-вот отвалятся от тела, чтобы больше не испытывать ту боль, которую им принесли. Под стулом к которому был привязан Гласшарт была лужа из мочи и засохшей крови. Эльф уже второй месяц пребывал в казематах ордена.
Палач, которого присылали к нему каждый день знал свое дело, он не ленился пытать эльфа с самого рассвета и до самого заката. Умело чередовал долгие пытки с быстрыми. С ним всегда был маг, который поддерживал здоровье и состояние Гласшарта. Инквизиторы любили глумиться над пленниками. Они доводили до психозов, изнеможения, помутнения рассудка от боли, но никогда не давали умереть.
Испытав на себе каленое железо, огонь, кислоту, кипяток, Гласшарт только сильнее зажмуривал глаза и каждый раз считал до ста через один. Один, Три, пять… пытки продолжались вечность. Если он забывал считать, палач без промедления вырывал или выбивал зуб. Ногти на руках и ногах так и не выросли за два месяца, палач первым дело вырвал с корнем их. Потом ради острастки прижигал раны каленым железом. Когда ему наскучивали детские пытки, он принимался мучать эльфа посерьезнее, разрезал кожу на спине и засыпал ее солью и жгучим перцем из ГроальГраада. Как только болевой шок проходил, он обливал водой и все повторялось. Плети, палки, нагайки с хрустом ломали ребра и рвали кожу на спине и груди эльфа.
Периодически, как только раны затягивались, палач брал кислоту и выливал ее на ладони, наблюдая за тем, как кожа вздувается волдырями и шипит. Однажды он не углядел, и на левой ладони образовалась дырка, через которую было видно кость. Подобные методы пытки не одобрил бы никто из руководства, ведь из Гласшарта просто хотели выбить признание.
Временами, когда эльф засыпал, на него выливали горючее масло и поджигали. Пара секунд и тело заливалось ледяной водой. От такого шока сердце всегда могло остановиться, но не у него. Все, кто обрек Гласшарта на эти пытки удивлялись, насколько эльф стойкий к физической боли. Глава пыточной палаты инквизиции лично присутствовал на нескольких сеансах и был очень удивлен тому, что эльф не теряет сознание, особенно в тот момент, когда палач переломал ему абсолютно все фаланги на руках.
Гласшарт всегда сидел мирно. Нет, он не просил прекратить или остановиться. Он не произносил ни слова. Рассказав обо всем, он сразу же бы подписал себе смертный приговор. Сегодня эльф уже гадал, что будут делать с ним, но когда дверь открылась, он ухмыльнулся. Палач вошел волоча за собой девушку с мешком на голове. Пока он был здесь, его Жэнерлен родила ребенка. Инквизиторы нашли их и привели сюда.
– Ну что, ублюдок, раз язык никак не развязывается, то значит мы будем делать по-другому.
Жэнерлен рыдала, умоляла о пощаде и падала на колени, все крепче прижимая к груди ребенка.