Что это за фигура, хорунжий Говорухин? Сведения о нем у чекистов небогатые, а от него, очевидно, многое будет зависеть в ближайшие дни.
Глядя в темный переплет окна, Борис в эту ночь, накануне поездки, долго не мог уснуть. Он старался представить себе, что сделал бы он на месте руководителей подпольного штаба. Да, пожалуй, они поступают правильно, отправляя их из города. Но, может быть, в чем-нибудь будет и промашка. Должна быть! Не может не быть ее.
Только далеко за полночь усилием воли Борис заставил себя уснуть.
Филатов и Бахарев приехали в станицу Гниловскую на парной пролетке, которую раздобыл где-то сам есаул. Около станицы на дороге их остановила группа казаков. Они были на конях и при оружии. Потребовали документы. Есаул охотно предъявил их и назвал пароль: «Тридцать девять».
Старший разъезда, бородатый казак, мельком просмотрев бумаги, скомандовал:
— Выходьте из пролетки, дальше пешком дойдете.
— Приказываю доставить нас к хорунжему Говорухину, — сказал есаул.
— Куда надо, туда доставим, ваше высокоблагородие, — ответил казак. Борис почувствовал в его тоне что-то скрытое, большее, чем обычная для того времени подозрительность к любым приезжим.
По пустынной в этот поздний утренний час станичной улице казаки провели их к большой хате, стоявшей несколько на отшибе. В сенях стояло еще человек пять вооруженных людей, кто-то грубо подтолкнул их к двери.
Борис перешагнул порог. Первое, что он увидел, был большой портрет Карла Маркса на стене. Под ним, положив на стол могучие руки, сидел краснолицый человек в расстегнутой гимнастерке, открывавшей волосатую грудь. Рядом с ним у стола стоял щуплый человечек с тонкими чертами лица, в кожаной тужурке. На столе перед ним лежал маузер и фуражка с красной звездой.
— Здорово, гости дорогие, — сказал краснолицый, вставая из-за стола. — Иван Егорович! Рад вас приветствовать!
Он пошел навстречу Филатову. Борис быстро взглянул на есаула — тот был совершенно обескуражен.
— Слава богу, добрались благополучно?
— Что это за маскарад? — выдавил наконец есаул.
— Какой маскарад? — сказал Говорухин. — Я теперь, дорогой мой, начальник районной милиции, перешел на сторону Советской власти. Сначала, когда было сообщение о вашем прибытии, решили было вас арестовать, а потом вот приехал сотрудник из екатеринодарского Чека, — Говорухин указал на человека, стоявшего у стола, — и все выяснилось. Рад сердечно!
Есаул все еще не мог прийти в себя от неожиданности. Борис, быстро смерив глазами комнату, толкнул есаула вперед на Говорухина и в один прыжок вскочил на невысокий подоконник.
— Ни с места, — крикнул он, выхватывая из кармана гранату.
Сзади, из-за открытого окна, его кто-то схватил, ударил по голове…
…Он пришел в себя в той же комнате. Над ним склонилось незнакомое лицо.
— Пришли в себя, господин корнет? Я же говорил, черт побери, что это добром не кончится. — Борис узнал наконец в говорившем того, в кожаной тужурке.
— А где Филатов? — спросил Борис, пытаясь приподняться. Его лицо и гимнастерка были мокры. Видно, кто-то плеснул на него водой.
— Есаул здесь, — ответил незнакомец, помогая Борису подняться. — Да вы не волнуйтесь, все, слава богу, кончилось. Я — поручик Милашевский из Ростова. Мы, конечно, сами немного виноваты, но… все обошлось.
— Что обошлось? — спросил Борис.
— Ну, эта проверка.
— Какая еще к черту проверка, где есаул? — Борис пощупал рукой затылок.
В комнату вошел Филатов, а за ним, расплываясь в улыбке, Говорухин.
— Ну, Бахарев, живой! — сказал Филатов. — Представь себе, эти мудрецы задумали устроить вам проверку. Ей-богу, жаль, что ты не успел бросить гранату!
— Это что, у вас всегда так встречают?
— Нам из Ростова приказали, — ответил Говорухин. — Вот пусть господин поручик объясняет.
Оказалось, что еще накануне полковник Беленков, посоветовавшись с Новохатко, послал в станицу поручика Милашевского. Этот двадцатипятилетний деникинский офицер состоял адъютантом подпольного штаба. Беленков поручил ему любым способом проверить, не перешел ли Филатов к большевикам. Ему все еще казалось подозрительным чудесное избавление есаула в Екатеринодаре.
Свой выбор Беленков остановил на Милашевском именно потому, что Филатов не знал его в лицо. А уж способ проверки был придуман самим Говорухиным.