— Вот что, — заговорил Беленков, выслушав ответы Левшина и Полонского. — Я не буду перепроверять вас. Возможно, вы что-то темните. Но это сейчас неважно. Есть одно дело. Поможете мне — валяйте на все четыре стороны. Попытаетесь обмануть — у меня суд короткий. Одному из вас несдобровать, — он взглянул на Федора, дернул углом рта. — Вот он может одним ударом развалить человека от плеча до пояса. Мастер… Не приходилось видеть?
— Наше дело нехитрое, — ленивым голосом сказал Федор. Он встал с топчана, протяжно зевнув, потянулся. — Чека помогаем, из одной заразы две делаем. — Уставился на ребят стеклянно-неподвижными глазами. — Опосля никто не жалуется. Битте-дритте.
Левшин весь напрягся, подавляя сумасшедшее желание броситься на бандита. Он опустил глаза, и ему вдруг почудилось, что рядом с ним встал, в одном исподнем, тот человек, которого привезли в Морозовскую на забрызганной грязью телеге, и над ухом у него прошелестел голос: «Держись, казак, атаманом будешь! Может, еще свидимся…»
«Не свидимся мы с тобой, чоновец, — мысленно ответил Левшин. — Только я за тебя рассчитаюсь. Этот гад от меня никуда не денется».
— Понятно, — спокойно сказал Левшин. — Видеть — не видели, слыхать — не слышали. Так что лучше о деле.
— Умный ты! — Федор подошел к нему вплотную. — Был тут один такой субчик-голубчик, в момент располовинили. Вякнуть не успел, зараза.
— Подожди, Федор! — Беленков стукнул ладонью по столу. — Свои люди — сочтемся… Дело такое, — повернул он к ребятам узкое смуглое лицо. — Вы должны помочь мне получить ту аровскую муку, что пришла в Морозовскую. Подвод двадцать, не меньше. Списки жителей близких хуторов вам принесут. Это не липа — брали в ревкомах. Выпишите только многосемейных. В первую очередь тех, кто служил в Красной Армии или является инвалидом первой мировой. Муку поделим сами.
— А кто повезет списки? — спросил Полонский.
— Вы.
— Мне бы хотелось остаться. Я себя плохо чувствую.
— Придется потерпеть. Останется ваш товарищ. Так будет вернее… Кстати, — Беленков поднялся, — незаметно подойти к хутору нельзя. В случае опасности мы уйдем в степь. Не буду повторять, что это означает для вашего товарища.
Беленков вышел во двор.
«То-то он с нами цацкается, — подумал Левшин. — Хочет нашими руками организовать голодный бунт. Риску для него никакого. Ничего не скажешь — хитер, сволочь. Раскинул как по счетам. Только счеты-то порченые».
Он незаметно толкнул Полонского локтем в бок.
— Ладно, это дело мы сделаем.
В полдень Федор привел с собой маленькую тоненькую девушку, закутанную в шерстяной платок.
— Вот эта будет помогать вам.
Левшин взглянул на нее, увидел вполоборота худенькое, почти детское лицо — широко открытый, с огромным черным зрачком глаз, голубую прожилку над мягко обрисованной скулой, слабые бледные краешки губ. И чувство неприязни, поднявшееся было в нем, когда она вошла в комнату, сразу же исчезло. «Дите, — подумал он, — ей еще с куклами бы играться…»
Девушка поставила на стул пузырек с чернилами, положила стопку бумаг и, не снимая платка, вопросительно посмотрела на ребят.
— Располагайтесь, — вяло улыбнулся Полонский. — Вам, очевидно, сказали, чем мы будем заниматься?
— Да, — полушепотом ответила девушка.
— Тогда сразу и начнем. Вы не возражаете?
— Нет.
Федор, хмыкнув, вышел из комнаты. Казак с изуродованным лицом храпел на топчане, прикрыв голову грязным полотенцем.
Девушка присела с краю скамьи, подобрав ноги. Ее тонкие светлые бровки смущенно вздрагивали.
— Здешняя? — спросил Левшин.
— Да… А вы из Морозовской?
— Оттуда. Инспектора окрстатбюро. Выявляем голодающих. Вот его фамилия Полонский, моя — Левшин. Так что будем знакомы.
— Оля Доброхотова.
— Много у вас голодающих? — спросил Полонский.
— У нас не так, а на других хуторах много. Вот они обещали муку раздать. Офицер этот и еще какие-то с ним.
— Раз обещали — раздадут, — сказал Левшин, косясь на полуоткрытую дверь. — А вы что, в делопроизводителях у них?
— Да нет, я сама по себе… Люди попросили.
— Голодающие, что ли?
— Да. Которые в Красной Армии были. А еще инвалиды — с той войны.
— Много их у вас?
— С десяток сыщется. Аникин, Бородин, Гордеев, Долинник, Макаров…
— Понятно… — протянул Левшин, быстро взглянув на Полонского. — Помочь голодающим — первое дело. Значит, с кого начнем?
— Может, с Аникина? У него шесть ртов, мал мала меньше.
— Я согласный. Пиши, Саша: Аникин…