Сунув руку в карман, Полонский соскочил с подводы. Он узнал по голосу Федора, и в висках у него вдруг гулко отозвались удары сердца. Он медленно, будто разминая затекшие ноги, стал приближаться к бандиту.
— Давай сюда! — закричал Федор, взмахивая рукою. Он вгляделся в фигуру Полонского, захохотал: — Привез муку, христосик? Зря старался. Дружок твой, сволочь, сбежал.
Полонский оглянулся. В темноте замаячили силуэты всадников. Банда на рысях окружала обоз.
— Сам ты сволочь! — громко, с чувством огромного облегчения крикнул Полонский. И, выбросив руку из кармана, выстрелил бандиту в лицо.
В то же мгновение со всех подвод слетел брезент, и на дорогу, щелкая затворами, стали выскакивать красноармейцы 5-го Донского полка ВЧК.
— Бросай оружие!
Это крикнул председатель Дончека Зявкин — он специально прибыл из Ростова для поимки Беленкова. Полонский побежал к нему, размахивая кольтом.
— Порядок, — сказал Зявкин. — Конец осиному гнезду!
Через несколько минут банда была обезоружена. Только семь или восемь человек, которые не могли ждать пощады, повернули назад. Но наперерез им со стороны хутора вырвался небольшой отряд Макарова. Схватка была короткой. Почти все бандиты легли под клинками, ускакал только Беленков — за ним пошла погоня.
В степи, под хутором Юдином, в последний раз встретились Беленков и Левшин. Лошадь под Левшиным убило, и он, прихрамывая, бежал по снегу. Оля ускакала вперед, пытаясь нагнать Беленкова. Но под ним был сильный, с примесью арабской крови жеребец, захваченный на конном заводе, и он уходил в степь. «Господи, помоги», — шептала девушка, не чувствуя, что плачет. Она выстрелила и промахнулась. Беленков обернулся, оскалив зубы, придержал жеребца. Он понял, что Левшин не выстрелит — между ними была девушка. Беленков вскинул руку, прицелился — и у Оли вдруг удивленно и беспомощно приподнялись тонкие бровки, она, неслышно ахнув, надломилась в седле, как перебитый ударом железного прута стебелек, и охватила руками потную лошадиную шею.
— Стой! — отчаянно закричал Левшин. — Стой, гад!
Он не услышал второго выстрела — словно с размаху налетел грудью на что-то твердое и острое, и землю под его ногами сильно рвануло назад.
Он думал, что бежит, но уже не бежал, а падал, раскинув руки. Земля вдруг приблизилась к самым глазам — крохотный клочок поля с остатками бурой прошлогодней травы в снегу, выросший до размеров целой вселенной. Не успев понять, что с ним произошло, он упал лицом в снег. Снег был холоден и влажен, но он не почувствовал этого. В уши ему бился какой-то тонкий звон, поглотивший все другие звуки. Ему показалось, что он глядит в черную неподвижную воду. Это было неправдоподобно, как во сне, — черная вода посреди белого снежного поля, но он не удивился. Чувство пронзительной жалости к чему-то, о чем он не мог вспомнить, на мгновение поднялось к горлу и погасло. Он потянулся всем телом, глубоко вздохнул, и черная вода беззвучно сомкнулась над ним…
БАНДИТ УСКОЛЬЗАЕТ
Чуть позже Беленков объявился в Елизаветинской. Там его вместе с группой офицеров, подбивавших станичников на восстание, арестовали сами казаки.
Офицеров посадили на подводы. По бокам выстроились верховые конвойные.
— Хватит, ваши благородия, — прогудел, как церковный колокол, огромный рябой казак с серьгой. — Навоевались. Наши путя разные, — он нахлобучил на голову калмыцкий, неизвестно как ему доставшийся малахай и, сложив руки рупором, скомандовал: — С богом, тронули!..
Беленков ехал на второй подводе, уткнув лицо в поднятый воротник шинели. Он, как ночная птица, часто мигая от яркого света, смотрел воспаленными глазами в степь. Была оттепель. Снег на буграх темнел и оседал. С юга упругими влажными волнами накатывался ветер. Была еще зима, а в воздухе уже пахло ранней весной.
— Мы сделали все, что могли, — вдруг сказал Беленков сидевшему рядом с ним поручику с темным, опухшим, давно небритым лицом. — Борьба еще не окончена. Наше знамя понесут другие.
— А подите вы… — поручик, не оборачиваясь, выругался. — Не пачкайте высоких слов. На нашем знамени череп и кости. Были бандитами, бандитами и сдохнем.
В Дончека Беленкова сразу провели в кабинет председателя Федора Михайловича Зявкина.
— Полковник Беленков! — четко отрапортовал он сухощавому человеку, поднявшемуся из-за стола. — Готов отвечать за попытку поднять вооруженное восстание. Что поделать?! Заблуждался, как и многие мои товарищи по оружию.
— Об этом — позже, — поморщился председатель Дончека. — Мне кажется, что вы, Беленков, и сейчас заблуждаетесь, полагая, что попали в руки каких-то простачков… Садитесь, — Зявкин показал на стул, усмехнулся. — Ваша готовность к немедленному покаянию просто трогательная. Раньше вы были куда непримиримее. Ведь мы с вами уже встречались.