Полонский прошел по коридору. Кабинетов было много. Их скрывали тяжелые бархатные портьеры. Он стал считать, оказалось — десять кабинетов на каждой стороне. В конце коридора, справа, — запасной выход: Марантиди хорошо знал привычки своих клиентов.
Стоять в коридоре было бессмысленно. Полонский выругал себя за мальчишескую оплошность. Но ему повезло. Одна из портьер приоткрылась, от нее бесшумно отделился невысокий человек с плотно-курчавой, похожей на седой каракуль шевелюрой. Он выглянул в зал, увидев дремлющего официанта, покачал головой и, повернув к Полонскому узкое, в крупных рябинах лицо, оглядел его быстрым внимательным взглядом. Белки его глаз были как бы затянуты коричневой пленкой, тяжелые нижние веки вздрагивали.
— Слушай, человек видит сон, старый человек, нехорошо будить, верно? — заговорил он с подчеркнутым акцентом, на условном «кавказском» языке. — Будь другом, принеси сотню папирос из буфета. Только, пожалуйста, не обижайся, самому некогда, важный разговор, понимаешь?
— А я и не обижаюсь.
— Молодец, я сразу понял — хороший человек. Только, слушай, асмоловских не бери. Зачем курить плохую траву, если есть хороший турецкий табак.
— А буфетчица даст?
— Даст. Только скажешь ей: для Сурена.
Когда Полонский вошел с коробкой папирос в кабинет, человек, назвавший себя Суреном, что-то быстро говорил, трое других с одинаково напряженными лицами почтительно слушали. Увидев Полонского, он довольно щелкнул пальцами:
— Принес? Молодец! Вино будешь?
— Спасибо, я непьющий.
— Слушай, вино не пьют. Это — сок винограда кровь земли. Человек, который вольет в свои жилы кровь земли, продлит свою молодость. Так говорят у нас на Кавказе… — Он помолчал, а лицо его как-то сразу отвердело, нижние веки настороженно приподнялись.
— На чем зарабатываешь?
— На разгрузке.
— Не валяй дурака! Тебя серьезно спрашивают.
— Я серьезно. Сегодня живую рыбу сгружал для «Медведя». Тоже живая копейка. — Полонский обезоруживающе улыбнулся. — Я студент.
— А, студент… Студент — это хорошо. — И он снова заговорил с сильным акцентом: — Пить не хочешь, бери папиросы. Десяток, два, сколько нужно. На память о приятной встрече. Будешь профессором, угостишь меня. А теперь извини, я занят…
ЧТО ТАКОЕ НЭП
Председатель Дончека Федор Михайлович Зявкин говорил о нэпе. И хотя многое из того, о чем он говорил, было хорошо известно, Полонский слушал его с чувством человека, делающего важное открытие. Молодой чекист как бы заново вглядывался в жизнь, и она раскрывалась перед ним во всей своей невообразимой сложности. Но эта сложность уже не воспринималась как хаотическое нагромождение разрозненных фактов, случайных совпадений, в ней проступали черты закономерного исторического процесса. Все то, что порою смущало и тревожило — пестрая, грубая изнанка нэпа: ночные клубы и бары, воровские «малины» и фешенебельные рестораны, нэпманы и «короли» черного рынка, контрабандисты и валютчики, — все это было подобно радужным пятнам нефти, расплывающимся на поверхности моря, в глубине которого властвовали мощные, необратимые течения.
В России был нэп. Основы этой политики, сменившей политику «военного коммунизма», разработал Ленин. Нэп был введен — всерьез и надолго. Иного выбора не было.
— Новая экономическая политика, — говорил Зявкин, — уже принесла свои плоды. На ее основе началось восстановление народного хозяйства. Это факт, который вынуждены признать даже наши враги. Но мы должны четко различать силы, определяющие социально-экономический баланс страны. В связи с этим несколько слов о частной торговле. Ее необходимость продиктована объективными экономическими условиями переходного периода. Мы ухватились за это звено для того, чтобы вытащить всю цепь — хозяйственное строительство. Но свобода частной торговли только одна сторона нэпа. Есть и другая, более важная. Свобода частной торговли может осуществляться лишь в очень узких рамках. Регулирующая роль остается за государством. Отсюда — наши особые задачи.
Он помолчал, потирая пальцами подбородок. В кабинете сидели чекисты, прошедшие школу суровой борьбы, люди, роднее и ближе которых у него не было… Самым молодым в этом товариществе был Полонский, и Зявкин невольно задержал взгляд на нем. Полонский сидел прямо, приподняв угловатые плечи и положив на колени руки. В его сухощавом, с широко раскрытыми глазами лице, в упрямом наклоне головы, в чуть напряженной позе была готовность к немедленному действию. «Мальчишка, ох, мальчишка, — подумал Федор Михайлович. — Скажи ему слово, повернется кругом, скрипнет кожей и ринется в самое пекло. Наверное, спит и видит схватку с контрабандистами. Все как в детективе — погоня, перестрелка, борьба — и мажорный финал: сам Павел Воронов благодарит его за помощь…» Он взглянул на спокойное, чуть задумчивое лицо руководителя разведки.