— Феликс Эдмундович Дзержинский просил передать вам, что партия и правительство гордятся героями-чекистами. Они уверены в том, что щит и меч государства находятся в надежных руках.
И каждый из тех людей, которым Родина оказала честь, доверив заботу о своей безопасности, ощутил, как велика его ответственность перед нею, и порадовался этой высокой чести и трудному долгу.
Среди участников совещания был и Полонский. Он сидел в одном ряду с Вороновым и Бахаревым, взволнованный и напряженный. И если выходцы из чужого мира представлялись ему в образе чешуйчато-костистого Змея Горыныча, у которого на месте отрубленной головы вырастает новая, то чекисты, к товариществу которых принадлежал он и сам, походили в его воображении на былинных богатырей со щитом и мечом в руках, не знавших устали.
— Борьба потребовала от нас тяжелых жертв, — говорил Пилляр. — Имена погибших известны немногим. Еще не пришло время отлить их в бронзе. Но они всегда будут жить в наших сердцах…
В зал вошло молчание. Бежали секундные стрелки часов, но каждый отмерял время ударами своего сердца.
Полонский вспомнил Семена Левшина и Олю Доброхотову. Он прикрыл глаза, и к нему сразу приблизились их лица: маленькое, худенькое, с навсегда застывшим выражением удивления и испуга — у Оли, и длинное, в мелких рябинках, с закушенными губами и меловой полоской под прикрытыми веками — у Семена. Он увидел темную заснеженную степь и услышал винтовочные выстрелы вслед уходившему в степь полковнику Беленкову.
Потом на него в упор взглянули светло-серые, с темными ободками, широко раскрытые глаза Ани, и он вспомнил, как первый раз шел с ней по ночному городу. Девушка молчала, из тьмы над их головами падал влажный снег, и на пряди волос, выбившихся из-под ее платка, нарастал крохотный снежный сугробик.
Над залом текла минута молчания, и он стоял, закрыв глаза, опустив руки по швам, и что-то в нем кричало и пело, ликовало и плакало. Он думал о том, что называется коротко, просто и торжественно — жизнь, и знал каждой своей мыслью и каждым своим желанием, что в этой жизни, в борьбе и труде, в любви и ненависти, у него есть один-единственный выбор, одна-единственная дорога, уходящая в бесконечность…