— Девочка, ты могла бы и быстрее.
— Две ошибки в документе — ты совсем не учила русский язык?
— Тридцать минут на перерыве? Хм, пора пересмотреть политику по бесплатным обедам для сотрудников.
— Девочка, ты серьезно думаешь, что можно уйти раньше руководителя? Если тебе так важна личная жизнь — не стоило идти работать вообще.
— Чтобы криво печатать двумя пальцами, мы могли бы взять курицу — секретари же давно освоили десятипальцевый метод.
В первые дни мне казалось, что надо мной издеваются. Позже — что это какая-то хитрая месть за то, что я не соответствую ее идеалам, а она терпеть не может, если что не идеально. И это ее «девочка», от которого меня просто подкидывало…
Но я действовала все быстрее, все точнее, тщательней, и вдруг стала замечать, что она все меньше делает замечаний, все чаще смотрит одобрительно, да и из голоса начали пропадать режущие без ножа звуки.
А в то утро, что она назвала меня «Анастасией» окончательно убедилась — меня просто без предупреждения засунули на курс молодого бойца, чтобы сразу понять — подхожу или нет. Сумею ли справиться, остаться в этой компании, где все должно было быть нацелено на результат — или нет.
И такая методика оказалась весьма эффективной. Я уже четко и быстро выполняла всю рутину, познакомилась с каждым отделом и его руководителями, разобралась, кто и чем занимается в нашей компании. И запоминала все больше. Цифры, списки, аналитику, попадавшуюся мне время от времени. Запоминала — и с еще большей ясностью представляла себе внутреннюю структуру компании, как-будто цифры были скелетом, на который нанизывалась плоть и кожа из людей, продукции и клиентов.
Это оказалось безумно интересно. И сосем не похоже на скучную работу секретаря, как я себе представляла раньше.
А когда уж Нина Александровна высказала мне сдержанную похвалу за быстро сделанный сборный отчет по нескольким направлениям, так и вовсе улыбалась еще пол дня.
Но несмотря на изменившееся в лучшую сторону отношение, я ее побаивалась.
Правда, не так, как «высокое» начальство.
Его я просто боялась.
И была безумно рада, что почти не пересекаюсь с ним, сидя за своей конторкой в углу приемной, чуть отгороженной от всех прозрачной изящной пластиковой «ширмой». Что его слова про то, что с секретарем они практически одна семья были иносказательны. Что это не я выхожу с бледным или посеревшим лицом из его кабинета, не я нервно дергаюсь перед дверями, словно за ними находится электрический стул, а не взбешенный ошибкой начальник. Что это не мне приходится сопровождать его на переговорах или выслушивать все новые и новые требования.
Что я была лишь крохотным винтиком, скрипящим неподалеку от работающего в бешеном темпе мотора, но уж никак не топливом для него и не тем, что этот мотор двигает.
И вот сейчас, когда Веринский потребовал меня в кабинет, я просто не поверила. В ужасе глянула на белую плоскую коробочку, из которой раздался приказ, а потом подскочила, оправила юбку внезапно повлажневшими ладонями, взяла большой блокнот, который лежал на всякий случай в верхнем ящике стола, и чуть ли не бегом отправилась к массивной двери.
Нины Александровны в приемной не было — она часто отлучалась по тому или иному поводу, но это вовсе не означало, что любой мог прорваться на прием. Чтобы попасть в административную зону, сперва надо было преодолеть зону ресепшн с церберами, прячущимися за обликами совершенных созданий, и остаться при этом с руками и ногами.
Веринский не любил, чтобы его отвлекали по пустякам.
И что ему понадобилось?
Глубоко вздохнула и толкнула дверь кабинета.
А потом прошла на середину комнаты и остановилась:
— Вызывали?
— Ага, постоять в десяти метрах от меня, — раздраженно отреагировал мужчина, уткнувшийся в очередные бумаги, — Пройди и сядь.
Я приблизилась к креслу, на котором сидела уже однажды, и постаралась взять себя в руки. Ну, страшнее, чем на собеседовании, не будет.
Я вдруг успокоилась.
А Михаил вскинул голову, медленно обвел взглядом, чуть поморщился — ну и что ему не по нраву?! — и буркнул.
— Стенографией владеешь?