Выдохнула.
И снова меня отвлекли. Раздраженно глянула на телефон, но раздражение растворилось также быстро, как и появилось.
— Слушаю.
— Анна… пока вас нечем порадовать… конкретным. Но, кажется, у нас появился шанс… Совсем не большой — вы ведь понимаете, придется еще побороться не только с системой, но и с такими же, как вы…
— Сколько?
— Пока бессмысленно, — в голосе звонящего человека было столько сожаления, что называть суммы бессмысленно, что я зло усмехнулась. — Дело не в деньгах… Тут дело решит случай и ваша настойчивость… Но будьте готовы, не уезжайте никуда из города в ближайшее время, хорошо?
Я что-то пробормотала и положила трубку, а потом до крови прикусила губу.
Ага, как же, дело не в деньгах — я столько выплатила этому адвокату, что стребовать что-то еще он уже побаивается.
Дело в случае? Но я сама ищу этот случай, и как только он предоставится, не упущу своего. Стану намертво, как бетонная глыба, и хрен меня прорубишь любыми доводами. Я добьюсь своего, получу то, о чем мечтала.
Отчеты расплывались перед глазами… Слезы? Нет, только не сейчас.
Я снова погрузилась в мир цифр, но поняла, что на сегодня это бесполезно. Я не могу сосредоточиться. Да и черт с ним. Я пойду сейчас куда-нибудь, выпью бокал вина, съем охренительно вкусное мясо — я даже уже представляла, что и где закажу — а потом высплюсь и спокойно проведу завтрашний выходной, запершись в своей квартире.
Тем более, что на часах уже шесть. Субботнего вечера. И пора бы наконец вспомнить о трудовом законодательстве.
Такси привезло меня в «Рандеву». Довольно пафосное место, с задирающими свой нос официантами и дорогущим интерьером. Но надо отдать им должное — горячее они готовили превосходно, а вина подавали только самые лучшие, не то что…
Фу, Настя, давно ли ты начала рассуждать о степени прожарки и сортах винограда?
Я сделала заказ и от нечего делать пересчитала количество бокалов, стоящих в ожидании бармена на стойке. Привычка, от которой я не стала избавляться.
Отличное напоминание обо всех семи грехах.
Стол, за который меня посадили, поскольку заказать заранее я не удосужилась, был довольно неудачный — посреди зала. Но чего мне стесняться? Вид, конечно, офисный, но серой мышкой, «мышонком» меня никто бы не назвал.
Теперь уже никто.
Зло, специально наслаждаясь, вгрызлась в сочный стейк, крупными глотками отпивая вино. Я ведь долго не могла нормально есть. Не чувствовала вкуса пищи, не чувствовала голод. Очень долго. Год? Не помню. Потом, постепенно, через не хочу, начала жевать снова. По маленькому кусочку. Начала получать удовольствие от еды. Я даже знаю когда это произошло — когда Дима наорал на меня, в первый и последний раз в жизни, наорал за то, что я делаю с собой. Что делаю то, чего от меня и добивались — убиваю себя. Просто растворяюсь в этом долбанном пространстве, превращаясь в ничто.
Он тогда больно хлестал словами, так больно, что впервые пробился через толстенные стенки, которые служили мне защитой, как мне казалось.
А были на самом деле тюрьмой.
Он потом извинялся за свои слова, но какие извинения, если именно после этого я решила, что хрен вам, а не мое неотвратимое угасание?
Я буду жить, я буду не просто жить — я буду очень хорошо жить. Назло.
И вот тогда я первый раз, помнится, поела. Какой-то омлет с черным хлебом — все, что муж смог приготовить на скорую руку, но это был лучший омлет в моей жизни.
А сейчас был просто классный стейк. И я съем его весь, до последнего кусочка, и выпью вино, и жизнь наладится. А завтра или в ближайшее время я получу, что хотела, и мне станет насрать на Веринского, потому что завтра или в ближайшее время он свалит из города и я больше о нем не услышу.
И будто в ответ на мои мысли сука-судьба злобно захохотала в ответ.
Потому что вместе с последним глотком на язык пришла горечь.
Вместе с сочным кусочком хлеба, который я просто впечатала в соус и засунула в рот, и разве что пальцы не облизала, пришло понимание, что кто-то на это смотрит
Не просто кто-то, а кто-то очень знакомый. Взглядом, которым умел смотреть только он.
Я медленно подняла голову и провалилась в бездну.
Ту самую, в которой ангелы превращаются в грязных демониц и раздирают на себе остатки тряпок вместе с плотью.
Веринский сидел почти напротив. Когда он успел попасть сюда я не знала — да и не имело это значения. Сидел, даже не пытаясь смотреть в меню. Ему не были интересны блюда от шеф-повара о которых сейчас распинался стоящий рядом официант — я знала, что распинался, они всегда так делают.