— Что за детский сад? — высокомерно поинтересовался Павел Аркадьевич, но взгляд не отвёл. — Или ты думаешь, что мне заняться больше нечем?
Злата покачала головой.
— Не думаю, но вас же всё равно не переубедить, да? — Девушка на минуту задумалась, замолчала, а потом продолжила. — А протяните-ка руку. Не смотрите на меня так, гадать не буду.
Скепсис на лице мужчины говорил сам за себя. Он понимал, что вестись на этот жест не стоит, но всё равно с высокомерным видом протянул ей руку. Но не потому что хотел, а чтоб не думала, что он её боится, или что-то вроде этого.
Пациентка удивлённо кивнула, вытянула свою руку и вдруг… просто сплела его ладонь своей. Павел Аркадьевич, не особо понимая, что происходит, вопросительно приподнял брови вверх, а Злата только чуть сжала мужскую ладонь.
— Восстанавливаю вашу энергию, — не дав врачу снова возмутиться, перебила пациентка. — Энергообмен: у меня энергии много, а у вас мало. Вот восстанавливаю баланс.
— Скорее, занимаешься ерундой, — саркастично заметил Павел Аркадьевич, собираясь отстраниться от этой ереси, но Злата удержала его рядом.
— Может быть, — девушка не стала спорить, но внезапно прикрыла глаза, как бы пытаясь на что-то настроиться. На минуту пациентка замерла в таком состоянии, выдохнула, а потом внезапно отпустила его ладонь. Тепло прикосновения тут же рассеялось, как дым. — Не задерживаю вас больше, товарищ доктор. Надеюсь, вы всё-таки почувствуете прилив сил.
— Чувствую я пока лишь идиотизм, — Павел Аркадьевич хмыкнул, поднялся на ноги, чтобы уйти. Его тон сквозил иронией, но в его глазах Злата уловила всё-таки кое-что ещё. — Отдыхай, вечером зайду.
— Хорошо, доктор…
Расслабленная, сидевшая на больничной кровати по-турецки, она выглядела привычно довольной и чересчур хитрющей.
Впрочем, мужчина понимал, что весь этот концерт уже постепенно подходит к концу, потому что выписывать девушку он собирался через четыре дня. Её состояние пришло в норму, и смысла держать её здесь больше не было. Всё, что мог Павел Аркадьевич сделал, а остальное уже не в его компетенции.
***
Её выписка с освобождением мужчины отчаянно близились. Оставалось три дня. Всего лишь три дня, после которых жизнь Павла Аркадьевича должна была вернуться в нужное русло. Он ждал этого момента с самого первого дня её появления.
А теперь, несмотря на сбывшееся желание, что-то внутри противно вопило. Наверное, поэтому врач даже не разозлился, когда в его ночное дежурство, в ординаторскую тихо зашла Злата. Он просто, словно бы, наконец, нашёл повод для претензии, которым мог задушить противное чувство внутри.
Мужчина устало подумал, что постепенно служебное помещение почему-то превращается в дом свидании: то Лена придёт, то Злата. Повезло ещё, что никакого из коллег сегодня здесь не было, становится посмешищем в очередной раз не хотелось.
Павел Аркадьевич с усилием выдохнул, собираясь отчитать приставучую пациентку на чём свет стоит, но не успел. Девушка подошла к рабочему столу и, опередив его, просто спросила:
— Будете чай?
Он не любил чай. Совсем. Но почему-то в привычно-равнодушной манере ответил:
— Буду.
Злата кивнула, качнулась на пятках, а потом тихо подошла к небольшому шкафчику, чтобы взять кружки. Включила чайник, тут же почувствовав себя полной дурой. Ситуация в глазах любой здравомыслящего человека сейчас была слишком глупой. И пациентка это знала, но при этом…
Она захотела прийти и пришла.
Они молчали и даже не смотрели друг на друга, пока не закипел чайник.
— Не спится что-то, — непонятно кому пояснила девушка и инстинктивно обняла себя руками, собираясь через пару минут разлить кипяток по кружкам. — Можно я тут немного посижу?
— Посиди, чай только налей уже, — безразлично пояснил Павел Аркадьевич, откидываясь на спинку стула. Пациентка кивнула.
Она спокойно налила им кипяток, достала чайные пакетики и села напротив мужчины, обхватив кружку сразу двумя руками. Если говорить честно, то она ни на что и не рассчитывала, поэтому даже просто находиться рядом с понравившимся врачом в последние здесь дни, было уже немало. Да и он как-то не стремился её выгнать.
— Я так понял, что ты просто не хочешь ехать домой? — прервав затянувшееся молчание, неожиданно спросил Павел Аркадьевич. — Всё настолько плохо?
— Нет, просто снова перейду на домашнее обучение, — поникнув ответила пациентка, устало усмехаясь.
— При твоём диагнозе в этом нет необходимости, — заметил мужчина. — Если будешь вовремя принимать нужные препараты и систематически обследоваться, то сможешь спокойно учиться, работать и всё в таком духе.
Злата улыбнулась и пожала плечами. Всё это она прекрасно знала, но навещавшие её родители свой вердикт объявили довольно чётко: дистанционное обучение и жизнь под постоянным надзором. Они не могли допустить, чтобы с ней что-то произошло.
— Родители не дадут, они даже уже забрали документы из университета, — Злата не хотела жаловаться и ныть, но слова почему-то лились сами собой. А мужчина, вопреки его обычному пренебрежению не перебивал. — Они хорошие, заботятся обо мне. Правда, им со мной совсем не повезло.
Паве Аркадьевич непонимающе прищурился, видимо, ожидая ответа. Девушка выдохнула, минуту подумала и снова заговорила. Только в этот раз голос её звучал намного тише, не напоминая звенящий ручей.
— У меня была старшая сестра: её звали Злата, — начала девушка и прикрыла глаза, окунаясь в тяжёлые воспоминания. — Она сильно болела, и ей требовалась пересадка костного мозга, но, к несчастью, родители нигде не могли найти донора, который мог бы спасти мою сестру. Они надеялись, что, если у них появится другой ребёнок, то он сможет стать донором, но…
— Не вышло, — Павел Аркадьевич не заставил её договаривать и озвучил всё сам. Подобные случаи встречались в его практике часто, и он научился относиться к ним достаточно хладнокровно, но в этот момент девушку ему стало по-настоящему жаль.
— Вот, видите как… А они, несмотря на это меня любят, заботятся, разве я могу их винить? — Тихо добавила Злата и посмотрела на мужчину, словно бы пытаясь отыскать в его глазах какую-то поддержку. — Жить с ребёнком, который не смог спасти того, кого ты так сильно любил смог бы, наверное, не каждый.
— Это просто природа или генетика, так бывает, и здесь никто не виноват. — Ответил Павел Аркадьевич, стараясь удержать на лице привычную невозмутимость. — А игрушка эта от сестры досталась?
— Нет, — Злата опустила голову, понимая, что сейчас дошла до одного из своих самых тяжёлых воспоминаний. — В школе, когда я была на домашнем обучении, ко мне иногда разрешали приходить одной девочке, дочке знакомых моих родителей. Она была замечательной, и мы с ней быстро подружились. Играли, рисовали, делали уроки, ей всегда было дело до того, как я. Знаете, мы даже хотели поступать в один университет.
Девушка горько усмехнулась и до боли закусила щёку изнутри, чувствуя, как в уголках глаз собираются предательские слёзы. Она же уже научилась говорить об этом почти равнодушно. Говорить как об истории, произошедшей с кем-то другим, а совсем не с ней, но сейчас почему-то подзабытые эмоции накатывали волной.
— Этого медвежонка она подарила мне этого медвежонка незадолго до смерти, — Злата обняла себя руками, собираясь с силами, но мужчина снова закончил за неё.
— Онкология? — Пациентка кивнула. — Мне жаль.
Просто. Почти одно слово без множества добавлении. Но, кажется, по-настоящему искренне. Ведь в его глаза Злата, действительно, увидела неподдельное сожаление. Не давая себе времени подумать, девушка встала со стула, спешно сократила расстояние между ними и осторожно села к мужчине на колени.
Пациентка как-то по-детски обняла его за шею и тут же уткнулась в неё носом. Глупый жест и в их ситуации совершенно недопустимый, но почему-то, находясь в такой позе, ей казалось, что она спряталась от всего мира, где её больше никто не найдёт.