Выдержать этот диалог тогда оказалось непросто. Однако дать понять Лене, что в её руках находится настоящий рычаг власти было равносильно самоубийству. Злата смогла сделать равнодушный вид и убедить её в нелепости собственных угроз, но уехать, несмотря на это, всё-таки пришлось.
Рисковать Павлом Аркадьевичем девушка бы ни за что ни стала. Ведь в отличие от Лены она, действительно, им дорожила.
А он, кажется, почувствовал это и сделал первый шаг, позволяя ей увидеть немного больше, чем другим. Наверное, потому что тоже чувствовал их какое-то нереальное притяжение на духовном уровне. Такое, что постепенно даже их телефонные разговоры превратились в необходимость. Его голос и внимание позволяли окончательно не сойти с ума.
От родителей получить это было нереально, а вот Павел Аркадьевич давал ей всё это в таком количестве, что становилось страшно. Она любила слушать его, садится на подоконник и смотреть в окно. В такие моменты ей становилось по-настоящему тепло и больше ничего не хотелось.
Однако и это в тюрьме оказалось неслыханной роскошью. Злата поняла это, как только увидела, что её телефона в комнате больше нет, а на полках появились лишь новые фотографии сестры в рамках.
Они и так всегда украшали её комнату, только вот сейчас их стало ещё больше. Из каждого угла комнаты на неё смотрела улыбающаяся девушка, которую она не смогла спасти. Красивая, счастливая, та, что заслужила жить в отличие от неё.
С детства Злата росла в окружении этих фотографии, которые напоминали о невыносимом чувстве вины, ломавшем спину. Родители всегда с такой любовью говорили о её сестре, что невозможно было этого не заметить и не узнать. Они фактически жили ей, продолжая каждый день вспоминать любимые вещи, игрушки и увлечения.
Носить имя умершей и её вещи для Златы с самого детства стало нормой, также как и видеть галерею из сотни снимков в каждом уголке дома. Сейчас на столе девушки стояла та самая фотография, которая каждый раз душила её, заставляя чувствовать себя убийцей.
Последний снимок сестры в больнице. Измученная, бледная девушка с красными глазами и белым платком на голове, похожая на скелет.
— Значит, всё узнали… — усмехнулась Злата, опуская взгляд в пол. — Зря я родилась сестра, да? Зря… Ни смысла, ни боли… Ничего. Всё зря…
***
Дождаться родителей ни в этот вечер, ни в следующие так и не получилось. Злата не выходила из зала целыми днями, надеясь застать их и поговорить. Не потому что хотела этого, а потому что боялась за своего врача, прекрасно понимая, что они могут с ним сделать. Однако и этим вечером домой никто так и не пришёл. Привычный молчаливый игнор, знакомый с детства. Каждый раз один и тот же ритуал, когда она делала что-то не так.
Нахамила гостю, сказала, что хочет в обычную школу, подружилась с дочерью друзей отца.
Сестра сделала бы всё лучше. Она бы справилась, никого не огорчив, если бы выжила. Если бы Злата оказалась подходящим донором. Если бы случилось то, чего не произошло.
Удушливая волна тоски окончательно погребла Злату под собой.
В доме уже не горел свет, и темнота, как никогда, лучше укрепляла невесёлые мысли. Злата устало поднялась с дивана, растерянно смотря по сторонам. Было пусто и было страшно.
Охрана ждала за дверью, не давая даже малейшего шанса выйти. Впрочем, девушка больше этого и не хотела. В один момент руки просто опустились.
Она просто тихо поднялась по лестнице и зашла в ванну. Посмотрела в зеркало и улыбнулась своему отражению. Всё закончилось, пришло время прощаться.
Девушка осмотрелась вокруг, спокойно набрала ванну и вытащила давно припрятанное тоненькое лезвие. Колебаний не было, сомнений тоже. Провести лезвием по венам на руках оказалось поразительно легко.
Даже вид крови её совсем не испугал, напротив, вселил какое-то облегчение. Злата выдохнула и тихо забралась в наполненную ванну. Хладнокровно. Как робот. В душе было пусто, а перед глазами стояла последняя фотография сестры.
— Простите меня… — шепнула она в пустоту и закрыла глаза, чувствуя как подкатывает сон. Вода уже полностью окрасилась в красный цвет. — Простите, что не справилась…
14. Дальше разберёмся
Павел Аркадьевич никогда не любил ночные дежурства. В принципе как и любой нормальный врач.
Куча внезапных больных, вопящие в приёмном покое люди, нависшая атмосфера паники и полнейшего хаоса. Бесконечные истерики родственников, к которым Павел Аркадьевич хоть и привык за годы работы в больнице, но всё-таки по возможности предпочитал их не видеть.
Сегодня была не его очередь дежурить, но он, вопреки логике, почему-то решил остаться. Видимо, всё-таки поддававшись назойливой просьбе коллеги. Как оказалось, не зря, потому что именно этой ночью к нему привезли ту пациентку, которую он ждал особенно сильно.
Однако не в таком состоянии.
Павел Аркадьевич едва не пошатнулся на ногах, когда увидел, как бледную насмерть Злату с перебинтованными кое-как руками везли на каталке. В один момент в его голове всё спуталось, а противный холод всё же пробежал по спине. Фактически не анализируя, он оттеснил неведомо откуда взявшегося коллегу, крикнув что-то вроде привычного:
— Я возьму!
Холодный ум врача понимал, что помочь Злате необходимо в рекордные сроки, иначе трагические последствия, тень которых уже начинала пролегать на лице, девушку окончательно добьют. Она явно потеряла слишком много крови, и сердце билось фактически кое-как. Нужно было реанимировать и запускать. Снова.
— Я тебя и с того света вытащу, идиотка, — злобно шепнул он, смотря на не приходящую в сознание девушку. Двери операционной были уже совсем близко. — Реанимирую и заставлю в глаза посмотреть!
***
Злата приходила в себя медленно. Слишком медленно. Настолько, что даже хладнокровного Павла Аркадьевича постепенно начинало сковывать напряжение.
Он старался не показывать своего волнения, держаться максимально спокойно, но всё внутри один фиг все равно отчаянно клокотало от одной только мысли о возможных последствиях. Мужчина не был дураком и прекрасно понимал, что сейчас в принципе могло и ещё может случиться. Впрочем, размышления об этом приносили больше вреда, чем пользы.
Паниковать Павел Аркадьевич не хотел, поэтому просто отчаянно ждал конца своего дежурства, чтобы вернуться в палату девушки и убедиться, что с ней в порядке. Ему было не в чем себя упрекнуть как хирургу, но как человеку… Вопросов к своей совести было много.
Сейчас смотря на измученную Злату, Павел Аркадьевич искренне понимал, насколько сильно ошибался, считая её избалованной мажоркой. Кого угодно он мог считать таковой, но только не Злату. По крайней мере теперь. Ведь только дурак бы не сложил два плюс два.
Злата просто оказалась маленьким, никому не нужным и выброшенным ребёнком. С ней не считались и, похоже, на постоянной основе игнорировали, поэтому оставшись в изоляции в очередной раз, её нервы не выдержали и… Случилось то, что случилось.
Мужчина устало выдохнул. Выводы обо всём ему пришлось делать самому. Домработница, вызвавшая скорую, так толком ничего ему и не объяснила. Сказала, что просто нашла её в ванной в таком состоянии и всё. Ни сколько она там пролежала, ни почему. Ответов не было, а Злата в себя так и не приходила, добавляя Павлу Аркадьевичу седых волос.
Дурочка. Порезы такие глубокие сделала, что почти шансов себе не оставила. Если бы он не поменялся дежурством с криворуким коллегой, взятым в клинику по блату… Страшно представить, что могло бы произойти.