— Обвал в области, оперировал без перерыва почти несколько суток, — шепнул Паша, постепенно отрываясь от нежных губ и прижимаясь своим лбом к её. — Прости, что не предупредил. Если честно, вырубает на ходу.
Паша усмехнулся, а Злата вдруг осторожно провела узенькой ладонью по его щеке. Он невольно прикрыл глаза, совсем ненадолго позволяя себе уплыть в мягкость её прикосновении.
— Так устал, но приехал ко мне? — тихо спросила девушка, невольно задерживая дыхание. Сердце в груди забилось так сильно, что даже дышать в одно мгновение стало трудно.
Паша привычно пожал плечами, а потом чуть отстранившись, заглянул в её глаза, сделав тактическую ошибку. Это были не просто карие глаза, это был затягивающий океан, к которому его тянуло, словно путника в пустыни. Сейчас он бы с лёгкостью сказал ей всё, что чувствует, и сказал бы правду, но вместо этого честно ответил на искренний вопрос
— И приехал к тебе….
21. А стыд остался за пределами комнаты
Паша знал, что наглеет и совершенно точно, без зазрения совести пользуется добротой Милены.
Она-то, разрешая ему приехать в фонд, подразумевала скоренький визи т, не сильно отвлекающий Злату от работы, или на худой конец просто какой-нибудь скомканный диалог с оправдательным извинением.
Однако вместо этого он вместе со своей бывшей пациенткой не просто занял свободный кабинет, а внаглую разлёгся на диване и притянул несопротивляющуюся Злату вплотную к себе. Им нужно было поговорить, и тихое место без лишних ушей подошло, как нельзя, кстати. Минуту каждый из них подбирал слова, думая, как начать диалог.
Почему-то в этот момент все возможные варианты вопросов показались им обоим такими глупыми, мелкими и неловкими, но… внезапно после повисшего молчания девушка вдруг осторожно заговорила обо всём и ни о чём сразу. Она не продумывала фразы, не выстраивала красивые обороты, не пыталась что-то приукрасить и в чём-то кого-то упрекнуть: девушка просто делилась с любимым мужчиной тем, что за всё это время накопилось у неё внутри.
Злата рассказывала ему про свою работу в фонде, про то, как тяжело ей было привыкнуть к такому большому количеству детей, про Милену, с которой она недавно поссорилась, про родителей и про всё остальное: важное и не очень. Истории лились из неё бурным потоком, а глаза, видя Пашино внимание, и вовсе наливались светом, озаряющим счастьем всё вокруг.
Ей было приятно, ведь мужчина уже давно стал для неё тем единственным человеком, с которым можно было говорить обо всём и ничего не бояться. У кого-то для этого есть родители, сёстры, братья или друзья, а у неё был Паша. И она, вопреки опасениям окружающих, теперь совсем не чувствовала себя одинокой и никому не нужной.
Пусть Паша не совершал каких-то красивых киношных поступков, не фонтанировал признаниями и не клялся любить её вечно, он делал неоценимо большее — он заботился о ней и ценил, и Злата ощущала это даже кончиками изящных пальцев.
Даже сейчас, несмотря на усталость, он не перебивал её и не задавал надоедливых вопросов, напротив, мужчина лишь внимательно слушал, позволяя девушке выговориться и вспомнить всё, что наболело. В этом они, кстати, тоже идеально дополняли друг друга: Злата любила говорить, а Паша любил молчать и слушать.
Она всегда заполняла тишину, а он не давал ей чувствовать пустоту.
Иногда врач даже думал, что именно этот факт тянул их друг к другу в самом начале. Наверное, это и правда было так, но, на удивление, именно в присутствии Златы ему хотелось говорить: н еожиданно для него самого колкости в больнице перешли в спокойные диалоги, желание избавиться от надоедливой подопечной в "я скучаю".
Мужчина не идеализировал девушку и знал, сколько сложностей и проблем несёт взаимодействие с ней, но, при этом, чувствуя, как девичья ладонь, то ли от радости, то ли от волнения всё крепче стискивает его пальцы, не испытывал ни злости, ни раздражения.
Да и было всё-таки что-то интересное в наблюдении за эмоциональной женской реакцией: в том, как Злата хмурилась, кусала губы, махала руками, голосом передразнивала Милену и смотрела на него своими счастливыми карими глазами.
Совсем не такими, как в больнице. Другими.
Теми, из которых, наконец, ушло затравленное выражение загнанного в уголок зверька. И пусть в них всё ещё была неуверенность и отражение пережитой боли, н о в них больше не было страха.
За одно только это мужчина был бесконечно благодарен этому фонду и немножечко себе. В едь, если допустить то, что могло произойти той ночью, не будь его смена… Паша невольно тряхнул головой, отгоняя дурацкие мысли.
Как ни крути, избавиться от страха и опасений до конца, он всё ещё так и не смог, поэтому, несмотря на относительное затишье в борьбе девушки с родителями, он заранее попросил Милену в случае негативных изменений в поведении Златы сразу же экстренно сообщать все детали ему.
Понимал, что глупо и отдаёт контролем, но ничего не мог поделать, потому что, кажется… Действительно, боялся её потерять. Особенно, когда между ними всё только стало налаживаться. Или он просто чересчур по ней соскучился? Паша усмехнулся, стараясь абстрагироваться и вслушаться в монолог Златы: явно же не только он один тут скучал.
— В общем, она вроде бы права, а вроде бы и нет, — заключила девушка, довольно прикрыв глаза от Пашиных поглаживаний по волосам. — Но всё равно как-то обидно. Не настолько уж я по тебе страдала, чтобы бить тревогу.
Злата немного обиженно фыркнула и в поисках защиты по-детски притянула колени к груди. Она злилась на себя за последнее добавление, однако не могла уже ничего исправить. Впрочем, признать правоту начальницы при Паше она не смогла бы ни за что на свете.
Девушка знала, что это было глупо, но ничего не могла с собой поделать: показывать ему, насколько он ей важен, она по-прежнему упрямо не желала. Ну, и, если быть до конца честной, всё ещё немного на него обижалась. Самую малость.
— Думаю, последнее, что она хотела, это тебя обидеть, — расслабленно ответил мужчина, невольно зевнув. Злата слегка напряглась в его руках, но, получив, заботливый поцелуй в макушку, выдохнула, решив, что просто полежать с ним рядом она сейчас хочет больше, чем спорить. — Милена всего лишь беспокоиться за тебя. Я знаю её сто лет: задеть тебя она не хотела, просто пытается тебя таким образом направить на путь самостоятельности и любви к себе. Психологический момент в поведении педагога.
— Можно подумать, я сама этого не хочу и не двигаюсь в этом направлении! — Злата закатила глаза, некоторое время помолчала, а потом поражённо пожала плечами. — Да и не злюсь я на твою Милену…. Просто всё навалилось как-то… Всё новое, тебя рядом не б ыло. Я успела так себя на крутить, что сама стала сомневаться в своей адекватности. И понимаю же, что у тебя работа, и я не твоя головная боль, но всё пошло как пошло. Не думай там о себе невесть что, я просто была немного напугана, растеряна и никого не знала.
Паша улыбнулся, чуть приподнявшись на локтях, чтобы внимательнее посмотреть в эти явно лукавящие глаза. Злата же хоть повозилась на месте, положение менять не решилась, всё также обнимая мужской торс. Было хорошо и уютно, но девушка чувствовала, что ещё немного, и они явно повздорят . Может, мелко, может, крупно, в общем, как пойдёт.
— Как будто я бы куда-то от тебя делся, — шутливо заметил Паша. — Впрочем, ты всегда видишь тайные знаки там, где их нет, как и любая представительница женского пола. Вы всё переворачиваете с ног на голову, пытаясь найти новый повод для страдания вместо прямого вопроса.