Он прошептал последнюю фразу так, что всё внутри девушки сковало от смеси холода, жалости и боли. Отец обессиленно поднял голову и посмотрел на дочь. С таким отчаянием, что Злате так по-детски захотелось плакать от жалости одновременно к нему и к себе.
Ведь впервые за все годы жизни она увидела в глазах папы любовь, ту самую, которую раньше так сильно искала. И эта любовь там была, просто не для неё, а для его семьи. Для любимой жены и рано ушедшей дочери, заменой которой она так никогда и не стала и которую он так никогда и не полюбили. Вся его жизнь после ухода настоящей Златы сосредоточилась на жене, как на единственном спасении, и теперь её потеря… могла просто его уничтожить.
Это был идеальный момент для злорадства и мести, но девушка испытывала лишь жалость и тоску. Она жалела того, кого видела перед собой, поэтому искренне просила Бога, в которого верила, спасти мать. Она жалела того, кто потерял любимую дочь и до сих пор не смог отпустить. Она жалела человека, но больше ничего не могла сделать.
— Всё будет хорошо, — таким же тихим тоном произнесла Злата, не отводя взгляд от взгляда отца. Огромных сил ей стоило ободряюще улыбнуться и не заплакать от боли, разрывающей её изнутри. Она тоже была живой. Она тоже чувствовала, но к ней никто из них так и не проявил хотя бы толики сострадания. — Ведь её жизнь зависит от врачей, а не от меня. Эти истории не похожи. Всё будет хорошо.
Злата похлопала отца по плечу и встала, направляясь в свободную палату, которую ей с неохотой предоставили на ресепшене. Говорить ни с кем больше не хотелось. Все силы и эмоции остались в приёмном покое.
Ей просто хотелось дождаться Пашу: она знала, что он придёт сюда, это было их секретное, всегда зарезервированное место. Нужно было просто подождать. Совсем немного. Она ждала любящего её человека двадцать лет, подождёт и ещё немного. Он ведь всегда приходит к ней, несмотря ни на что.
Девушка свернулась калачиком на постели, подтянула колени к груди и невольно заплакала. Она сдерживалась так невыносимо долго, а сейчас просто позволила себе быть собой, как учил любимый мужчина. И, кажется, только в этот момент, плача на этой больничной кушетке, Злата, наконец, по-настоящему поняла насколько сильно она привязана к Паше, ведь он оказался в этой жизни единственным человеком, который любил её, а не кого-то другого.
Она не была для него заменой. Она была для него Златой. Единственной и любимой.
***
Паша устал настолько, что не мог говорить. Внезапная операция выдалась настолько сложной и забрала столько сил, что мужчина от напряжения едва не валился с ног. Он оповестил отца Златы об успешном исходе, не увидев девушку в приёмном, сразу же достал телефон и посмотрел последние сообщения, догадавшись, что именно там были все объяснения. На то, чтобы всё понять ушло не больше пятнадцати минут, на то, чтобы дойти до палаты примерно столько же.
Только вот, кроме усталости, мозг Паши одолевало кое-что такое, что могло в корне изменить их с Златой жизнь. Открытие, которое он предполагал и в котором был почти стопроцентно уверен, будоражило и заставляло кровь кипеть в жилах.
Ведь разгадка семейной драмы лежала на поверхности, а он всё время был рядом и не замечал. Не мог даже предположить, что причина ненависти матери к собственной дочери была совсем не в ней и даже не в том, что она не смогла стать донором другому умирающему ребёнку. Всё было проще и всё было противней.
Мужчина шёл к палате и отчаянно старался не думать обо всём этом. Хотелось спать, хотелось к Злате, хотелось забыть весь этот дурдом и уехать ото всюду подальше. Он тихо зашёл в помещение, затворил дверь и приблизился к узкой кушетке. Злата уже спала: маленькая, сморённая стрессом, она обнимала себя руками и отчаянно прижималась к краю. Паша улыбнулся, выдохнул и осторожно улёгся рядом, притягивая Злату к себе.
Он потихоньку засыпал, перебирал девичьи волосы и чувствовал себя вполне счастливым. Внезапно оказалось, что хорошо может быть и так: когда устал, когда еле стоишь на ногах, но, когда рядом тот человек, от присутствия которого становится уютно. Когда-то давно это было в его жизни.
Ещё в юности, только вот сейчас эти чувства, словно бы стали глубже и ярче. Они прорастали корнями внутрь и пускали мощные ростки, не поддающиеся ни непогоде, ни стихии. Подумав об этом, мужчина зарылся носом в русые волосы. Как ни крути, в такие моменты Паша полностью понимал Булата, над которым раньше иронизировал.
Если разобраться, то по факту Злата чудила едва ли не больше Милены, но он почему-то всё равно не хотел сбегать от неё на другой континент. Она нравилась ему, несмотря на весь хаос, который вошёл в его жизнь с её появлением. Злата, будто бы услышала его размышления, немного поёжилась и удобнее улеглась на мужском плече, прижимаясь максимально тесно.
— Спи уже, Златовласка, — шепнул Паша, устало зевая и прикрывая глаза. — Спи…
25. Готов к компромиссу
Когда Злата проснулась, то первым делом увидела рядом с собой Пашу. Бледный, с синими от недосыпа кругами под глазами он выглядел настолько усталым и уязвимым, что девушке тут же стало не по себе. Ведь, действительно, из-за неё и бесконечных проблем её семьи Паша, кажется, уже нормально не спал несколько суток, попеременно то оперируя, то успокаивая, то разгребая весь случившийся завал.
При этом, несмотря на всё это, он ни разу не упрекнул и не оставил с проблемой один на один. От мыслей об этом Злата улыбнулась. В этом был весь мужчина: придираться в мелочах, но бороться до последнего в критической ситуации.
За окном уже понемногу светлело; от попадающих лучей Паша уже начинал немного хмуриться и ворочаться. Девушка тоже недовольно поморщилась, ей безумно хотелось, чтобы мужчина отдохнул ещё хотя бы немного, тем более у них ещё был целый час времени, но упрямое солнце этому конкретно мешало. Можно было бы встать, чтобы закрыть жалюзи, только вот от её неуклюжих действий Паша явно проснётся ещё раньше, чем должен.
Злата выдохнула, подняла раскрытые вверх ладошки и попыталась укрыть ими лицо своего персонального доктора, получилось, наверное, не очень, потому что ушей сразу коснулось уже родное ворчание. Такое, которое девушка с лёгкостью могла бы цитировать наизусть.
— Я уже не сплю, расслабься, — тихо пробурчал Паша, ещё не открывая глаз и зевая. — Ложись рядом, поваляемся минут двадцать и пойдём смотреть, как твоя маман.
— Мне надо идти, Паш, — печально заметила в ответ Злата, но потом всё же на пару минут улеглась рядом, удобно пристроив голову на плече. — Меня уже, наверное, потеряли. А весь этот визг сейчас… тебе явно на пользу не пойдёт. Я вообще как-то глупо поступила, просто было плохо, и я хотела к тебе. Прости… Ещё из-за этого проблем не хватало тебе только…
Девушка устало вздохнула, как-то против воли сжалась, чувствуя себя не в своей тарелке. Осознание, что приносишь близкому человеку только проблемы, в который раз неприятно кольнуло, заставив ощутить себя обузой. Правда, додумать мысль до конца Злата не успела, рука Паши чувственно погладила плечо, а губы коснулись макушки. Он притянул её максимально к себе, а потом обнял сильно, чтоб не думала ерунды. Мужчина знал, что это лучший способ успокоить: тактильный и без лишних слов.
— Всё хорошо, я знал, что будет непросто, — Паша улыбнулся, замечая, что Злата тут же подняла на него взгляд влюбленных карих глаз. Всё-таки быть личным супергероем для любимого человека иногда чертовски приятное чувство. — А твоему отцу сейчас, извини за прямоту, но явно не до тебя. Он там спит в приёмном, ждёт, когда его к жене пустят.
Девушка усмехнулась. Вроде и хорошо, что так, а вроде немного и неприятно. Впрочем, когда Паша ласково поцеловал лоб, перешел на переносицу и замер возле губ, стало не до всего. Какие-то внутренние конфликты перестали иметь решающее значение, и Злата просто медленно позволяла себе быть слабой.