Я не знал, что мне следует делать с такой «адресной справкой», и опять попросил: «Не могли бы вы объяснить мне это еще раз на литературном немецком языке, потому что я с трудом понимаю берлинский диалект?» «Диалект? — посмотрел он на меня озадаченно. — Не, о диалекте я не имею ни малейшего понятия. Я не знаю, где он находится».
Тогда я вспомнил строгое предупреждение наших преподавателей в Москве: «Вы должны выучить здесь литературный немецкий язык. За диалекты, жаргонные выражения, блатные словечки и тому подобный сленг — двойка. Понятно?» Конечно, тогда все было теоретически понятно. А сейчас, в Берлине, я получил вот такой «сюрприз»…
МОЙ ДЕБЮТ. 1951 год
Мой предшественник, майор Лебедев, как уже упоминалось, был старшим переводчиком Советской контрольной комиссии в Германии. Он переводил все переговоры генерала армии Василия Ивановича Чуйкова с руководителями ГДР. Лебедев планировал после завершения службы в армии учиться в Москве, чтобы получить диплом о высшем образовании, однако Чуйков долго отказывал ему. Лебедева обязали найти кого-нибудь, кто мог его заменить. Его выбор пал на меня, и в течение нескольких недель я подвергался в Берлине тщательной проверке. Я делал устные и письменные переводы, громко читал вслух немецкие газеты, пересказывал тексты, был представлен нескольким немецким преподавателям и профессорам, в том числе часто привлекавшейся к переводам специалисту по русскому языку Эльзе Цайссер. Наконец после трех недель испытаний я был признан пригодным для данной работы.
В свое время в Берлине два раза в год подписывался протокол о репарационных поставках ГДР Советскому Союзу. Подписание протокола всегда проходило в торжественной обстановке и обильно обмывалось. Церемония обычно проходила в офицерской столовой.
В начале моей переводческой работы как раз предстояло очередное такое подписание, в чем я должен был принять участие.
Лебедев наставлял меня, как я должен вести себя с Чуйковым: «Он говорит громко, и ты тоже; он снижает голос, и ты делай то же самое; говори ему только в правое ухо, потому что на левое он глуховат со Сталинграда. Важно, чтобы ты всегда был рядом с ним, лучше с правой стороны».
Между тем было без десяти восемь. Чуйкова еще не было, когда Лебедев и я вошли в зал столовой. В глубине помещения, которое было довольно слабо освещено, я увидел много стоявших дородных пожилых мужчин. «Сейчас, — думал я, нервничая, — я вижу собравшихся вместе руководителей ГДР, для которых я буду переводить». Итак, начинается первый день моей трудовой жизни.
Кто-то крикнул: «Чуйков подъезжает!» Я почувствовал очень сильное волнение и увидел, как генерал армии быстрыми шагами поднимается по ступеням лестницы. Едва он прошел мимо нас, я почувствовал сильный толчок и Лебедев шепотом пожелал мне «на дорожку»: «С Богом!»
Чуйков сделал еще несколько энергичных шагов вперед и громко сказал: «Здравствуйте, товарищи!» С чрезмерным усердием я громко крикнул в зал по-немецки: «Guten Tag, Genossen!» Чуйков остановился, удивленно повернулся ко мне и сказал добродушно: «Да ты, братец, немного зарапортовался. Немцев пока здесь еще нет». Я стоял как парализованный и воспринимал только громовой хохот в глубине столовой. До сегодняшнего дня я не знаю, стояли у меня тогда в глазах слезы или то был холодный пот от страха.