— Копий наделал?
— Нет.
— Вот и чудненько. Беги.
— К-как, — открыл рот Игорь. — Я?
— Ну не я же. Ты что, вместо себя компьютерно безграмотную женщину пошлешь?
— Так вы не поняли? Я же продать хотел…
— Поняла. Не продал же.
У Игоря задрожали губы, еще секунда — и расплачется.
— Простите меня, Клавдия Васильевна.
— Беги, беги, нечего тут. Какие все мужики слабые стали.
Но что-то было не так. Что-то было не то. Что-то где-то не сходилось, вываливалось, ломало всю идиллию. Как лишняя деталь, которая разрушает всю конструкцию. Что-то такое уловил ее последний взгляд, что не успел сформулировать мозг.
Дежкина снова накинула пальто и вышла на улицу.
Давыдов еще не уехал. Сидел в своей «Волге», газетку почитывал.
Дежкина распахнула дверцу и села на заднее сиденье.
Водитель удивленно сложил газетку.
— Скажи, Петь, а ты сам когда последний раз эту старуху видел? — спросила Дежкина Давыдова.
— Кого? — Петр все не мог сообразить, зачем Дежкина вернулась.
— Да старуху, Редькину.
— Старуху? Ну когда… — он пожал плечами и посмотрел на Клавдию в зеркало заднего вида. — Уже и не помню. Давно видел, еще прошлой зимой.
— Так давно? — удивилась она. — Она же твоя соседка.
— Ну и что?
— Но ты же у них бывал в гостях?
— Клавдия Васильевна, может, не надо об этом? — Петя нервно выдернул из кармана сигарету и сунул в рот. Он понял, зачем вернулась Дежкина — морали читать.
— Да я не об «этом»! — Ухватившись за кончик ниточки, Клавдия уже не могла не потянуть за нее. — Меня не шашни твои интересуют. Ты мне скажи, вы ведь у нее… встречались?
— У нее, — буркнул Давыдов.
— Ну и как же ты за все это время ни разу со старухой не встретился?
— Так, не встретился, — пожал плечами он. — А что тут такого? Она то в комнате все время была, не выходила, то дома ее вообще не было…
— Да, странно, — задумчиво сказала Дежкина.
— А чего странного? Они вообще не ладили со старухой с этой. Так что она запрется вечно в своей комнате, дверь припрет чем-нибудь, и сидит там, как сыч, радио слушает. А чего такое?
— Что ты сказал?!
— Чего случилось, спрашиваю.
— Нет, до этого.
— До этого? А! Я говорю, радио она все время слушала. — Давыдов ухмыльнулся. — Радио у нее постоянно орало.
— Нет, раньше, про дверь.
— А-а, говорю, запрет вечно дверь, и…
Точно, дверь. Теперь Дежкина вспомнила, что ее так смутило. Дверь в ее комнату. Сегодня на ней уже не было задвижки. Причем свинтили ее совсем недавно, может, еще вчера. Потому что не успели закрасить отверстия от шурупов.
— Ну спасибо. Пока. — Она так же неожиданно вышла из машины.
— Вам спасибо! — крикнул ей вслед Давыдов. — А чего вернулись-то? И когда диагностику будем делать?
Но Клавдия ему не ответила. Потому что думала в этот момент совсем о другом.
Сразу как-то начали всплывать разные мелочи. И каждая теперь занимала свое место. И сейчас конструкция уже не разваливалась. Светлана сама его уложила в постель. Телефон в той комнате не работал. Пропала два, нет, уже три дня назад. Вчера утром нашли замерзшей в другом конце города. Щеколда была снаружи, а теперь ее нет. Все время работало радио. За полгода Петр ни разу ее не видел. Нужно срочно позвонить в местное отделение милиции. А еще на почту.
— Клавдия Васильевна, — огромные глаза Калашниковой излучали священный ужас. — Сюда только что прокурор заходил.
— И что?
— Спрашивал про дело Лобцева.
«Ага, забегали…»
— И что?
— Я сказала, что оно у вас в сейфе, что вы вот-вот вернетесь.
— Правильно сказала.
— И еще… Сказала, что вам нужно кое-что в нем завершить.
Впервые Клавдия посмотрела на девчонку-автомат дружелюбно.
— А вот врать нехорошо, — тем не менее строго сказала она. — Но иногда приходится, — добавила помягче.
Снова сняла пальто и взялась за телефон.
— Алло, оператор? Дайте мне отделение милиции Дзержинского района.
Да, то, что около «Детского мира»… Начальника, конечно… Здравствуйте, Московская прокуратура беспокоит. Следователь Дежкина.
— Дежурный по отделению капитан Шмыров.
— Здравствуйте. Я вот по какому делу. Мне нужно узнать, сколько заявлений за последние полгода поступало о пропаже гражданки Редькиной Дарьи Александровны, тысяча девятьсот…
— Тринадцатого года рождения! — перебил ее Шмыров. — Знаем мы ее. Достала она нас просто. Каждые восемь — десять дней пропадала.