— Или просто поломался, — опять поправил главный.
— Или просто поломался, — вынуждена была опять согласиться Клавдия.
— И скорее всего, с ним, как и с задвижкой, тоже уже разобрались. Мы придем, а он работает, то-то мы будем дураки… Но это ничего, ты продолжай.
— Затеяли они это все в мае, когда она подписала бумаги на пенсию. Первая пенсия была перечислена шестого мая. А на следующий день было первое заявление в милицию. И шестого же мая мадам Федоричева зазвала к себе этого соседа из прокуратуры, и…
— И что?
— Вот, все, пожалуй.
— Клавочка, — вздохнул Владимир Иваныч. — Все улики косвенные. Они годятся только как дополнение к основной. Сама же прекрасно понимаешь.
— Так и я об этом! — воскликнула Дежкина. — Основная улика в морге лежит, и завтра ее заберут, если до этого не проведем вскрытие!
— А почему не провели? — Владимир Иваныч развел руками.
— Прозектор у них уволился. А нового не найдут. А труп, по милицейскому представлению, — не криминальный. Можно и без вскрытия…
— Ага… И что ты от меня хочешь?
— Мне с начала начинать?
— Нет, Клавдия, дело возбуждать мы не будем. Не вижу оснований. Не могу. Прости, ты умная женщина, но — не могу.
— Ох, да что вы вообще можете! — воскликнула Дежкина и, круто развернувшись, стремительным шагом направилась к двери.
— Стой! Раскричалась тут, понимаешь… Могу! — остановил ее Малютов. — Кое-что могу!
Клавдия замерла у самой двери.
— Когда тело должны забрать? — тихо спросил он.
— Завтра, — угрюмо ответила Дежкина, — завтра утром.
— А чего ты бесишься? Сейчас только семь. У тебя вся ночь впереди.
— В каком смысле? — не поняла она. — Вы что, предлагаете мне за ночь найти врача?
— Нет, не предлагаю. — Владимир Иваныч нажал на кнопку Селектора. — Галочка, соедини меня с Бобковым.
— Да, минуточку, — ответила секретарша.
— Это заместитель заведующего кафедрой патологоанатомии, — объяснил Владимир Иваныч, прикрыв трубку рукой.
— Бобков слушает.
— Привет, Жень, это Володя Малютов тебя беспокоит. По делу.
— По делу, значит, конечно. У нас делишки, у прокурора дела, — ответил Бобков. — Так что стряслось?
— Тут у меня труп один уплывает утром. Нужно срочно вскрытие произвести. Не мог бы помочь?
— Просто разрезать или по полной программе?
Владимир Иваныч вопросительно посмотрел на Клавдию. Она умоляюще сложила руки на груди.
— По полной, Жень, по полной, — сказал прокурор. — Поможешь?
— Скажи, а разве прокурору города можно отказать? Какой морг?
Главный назвал адрес.
— Хорошо, пошлю туда людей. Часа через два будут на месте. Устроит?
— Устроит? — спросил Владимир Иваныч у Дежкиной.
Та обворожительно улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй.
— Долг платежом красен, — буркнул, улыбнувшись, Малютов. — А себе дискету оставила?
— Зачем мне? — легкомысленно произнесла Дежкина. — Я в компьютерах не разбираюсь.
21.20
— Никогда еще не присутствовала при вскрытии? — спросила Клавдия у Ирины, с интересом разглядывающей обшарпанную металлическую дверь морозильного помещения.
— Не-а… — покачала головой та. — И, честно говоря, не очень-то и тянет.
— Понимаю. — Клава улыбнулась и выудила из сумочки пакет с помятыми эклерами. — Будешь? А то я так ничего и не съела за целый день.
— Что, прямо здесь? — Ирина недоуменно посмотрела на Дежкину.
— Ух лучше здесь, чем там. — Клава кивнула на дверь.
Дверь наконец открылась, и из нее вышел коренастый санитар с красной физиономией и белесыми от спирта глазами.
— Пошли, они уже на подъемнике в анатомичку поднялись.
— А может, я тут подожду? — робко спросила у Дежкиной Ирина.
— Милая, тут не экскурсия, — Клава облизала крем с эклера и строго посмотрела на нее. — И потом я тебя предупреждала?… Сама напросилась.
В анатомичке уже горел свет, и трое молодых парней звякали инструментами, раскладывая их по лоткам.
— А где тело? — спросила Дежкина, заглянув в полутемную прозекторскую.
— Как где? — пожал плечами один из парней. — На столе.
Тело действительно лежало на железном столе. Просто оно было настолько худым и тощим, что Клавдия его не сразу заметила. Она не могла поверить своим глазам. Неужели человек может так выглядеть в конце двадцатого века, в цивилизованной стране? Когда-то она видела хронику, снятую в немецких концлагерях. Это тельце как будто сошло с тех пленок.