— А почему она такая худая? — тихо спросила Клавдия у Романа, старшего в бригаде. — Это что, после разморозки?
— А у вас курица после разморозки тоже худеет? — пошутил Роман, мельком глянув на Ирину. — Ну так что нас интересует?
— Ну как что? — Клава пожала плечами. — Причина смерти, конечно.
— И все? — удивился он.
— А что еще?
— Ну чем болела, чем питалась в последнее время. Хотя, глядя на нее, не скажешь, что она вообще чем-то питалась. Какие таблетки принимала, болела ли венерическими заболеваниями, вступала ли в половую близость перед смертью. Хотя это вряд ли. — Роман опять покосился на Калашникову.
— Насчет половой близости — это вы действительно загнули. — Клавдия задумалась. — А могли бы вы узнать, были у нее при жизни провалы в памяти или нет?
— Вот это точно не могу. — Роман развел руками. — Голова предмет темный, как в кино говорили, исследованию не подлежит. Если только по ней не били тяжелыми предметами.
— Хорошо, давайте тогда все, что можете. — Клава посмотрела на часы. — Это долго?
— Ну, часика через два… — Роман пожал плечами.
— Так долго? — ахнула Калашникова.
— А как же? — Роман улыбнулся ей. — Вскрытие легких, брюшной полости, черепной коробки, потом еще анализы кала, мочи…
Клавдия вдруг ярко вспомнила свой сон. А Калашникова чуть не взвизгнула:
— Все, спасибо, хватит! Можете не продолжать. — Ирина заткнула уши. — Где тут у вас телефон? Мне дома надо предупредить.
— Начинайте, я буду в соседней комнате, — сказала Клавдия, когда Ирина ушла.
Парни пошли в прозекторскую, а Дежкина отправилась разыскивать стажерку.
Ирина сидела в умывальнике и тщательно вытирала носовым платком размазавшуюся по лицу тушь.
— Что, трудновато с непривычки? — Клава подошла и присела на лавку рядом с ней.
— Трудно — это еще слабо сказано. — Ира как-то странно посмотрела на Дежкину. — Вы-то как можете? Вы же женщина.
— Я следователь. — Клава улыбнулась и развела руками. — А этот вид спорта не делится на мужской и женский. А что касается того, как я могу это выносить, так я тебе скажу, что с большим трудом. Ты в свой первый раз тушь по лицу размазала, а я всю уборную, пардон, заблевала. И во второй тоже, и в третий. Так что чем раньше начнешь, тем лучше для тебя же. Потому что как же ты тогда сможешь работать? Ладно, посиди тут, приди в себя маленько, а потом возвращайся…
— Ну что тут у нас? — спросила она, войдя в прозекторскую.
Роман поднял на нее глаза и тихо сказал:
— Ужас. Просто ужас. Я такого никогда не видел.
— В каком смысле? — не поняла Клавдия.
— В прямом. — Роман кивнул на стол. — Подойдите, посмотрите сами.
— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Клавдия. — Лучше вы мне на словах объясните.
— Она до того истощена, что мы еле смогли набрать крови для анализов. Органы пищеварения атрофированы настолько, что даже трудно представить. Я такого еще не видел в своей практике.
— И что это значит? — спросила Клавдия. — Она чем-то болела?
— Ну если голод можно назвать болезнью… — Роман пожал плечами.
— Да можете вы говорить яснее? — воскликнула Дежкина.
— Куда уж яснее! — взорвался он. — Она просто голодала. Полгода, не меньше.
— Голодала? — Клавдия даже побледнела. — То есть вы хотите сказать, что ее вообще не кормили?
— Ну почему, кормили. Если бы не кормили вообще, больше трех недель она не прожила бы. Давали ровно столько, чтобы поддерживать в теле жизнь. Организм уже начал постепенно питаться сам собой.
— В каком смысле?
— В прямом. Сначала жиры, потом мышечные ткани, потом… Потом все.
— Значит, она умерла от голода?
— Нет, не похоже. — Роман опять принялся копаться в растерзанном трупе. — Пока анализ крови не сделаем, точно сказать не могу. Но скорее всего она действительно замерзла.
— А может, ее отравили?
— Может, отравили. — Роман пожал плечами. — Но судя по состоянию печени, желудка, кишечника, она вообще никаких лекарств не принимала в последнее время. Хотя, еще раз говорю, точно можно будет сказать только после анализа крови, желудочного сока и так далее.
— Ясно.
Это было не совсем то, чего она ожидала. Вернее, совсем не то. Она рассчитывала, что старуху отравили или удавили подушкой, а потом вывезли на пустырь и выбросили. Тогда все — насильственная смерть, санкция на арест, щелчок наручников, тюрьма и справедливое наказание.