— Скажите, только честно, — просто попросила она. — Мне хочется понять. Это все из-за квартиры? Или она просто так вас допекла? Что может заставить человека пойти на такое?
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — тихо ответил он, опустив глаза.
— Все вы прекрасно понимаете, Федоричев. — Клава вдруг почувствовала, что ей с каждой секундой все больше и больше хочется просто раздавить это существо, раздавить, как таракана.
— Нет, не понимаю. — Он опять посмотрел на нее. И опять его взгляд был бессмысленным и непроницаемым, как вначале.
И только тут Клавдия поняла, что проиграла. Проиграла давно, проиграла уже тогда, когда пришла сюда брать их на испуг, взывать к их совести. Если бы не пришла, они до конца жизни тряслись бы от страха при каждом звонке в дверь, ждали бы ее прихода изо дня в день. А теперь она пришла и показала, что нет у нее никаких доказательств. И значит, нечего им больше бояться. Что толку с того, что она знает, если доказать ничего не может. Ну и пусть себе знает. Главное, что другие никогда не узнают. И все останется шито-крыто. И значит, правильно они все рассчитали.
Федоричев встал и вышел на кухню. Клавдия осталась в комнате одна. Сидела на стуле и слушала, как супруги о чем-то шепчутся между собой. И смотрела на дверь в старухину комнату. Место, где была задвижка, уже было предусмотрительно закрашено красочкой. Как будто ничего и не было…
— …Ну и что? Она все равно ничего не докажет! — донесся до нее шепот Антона Ильича. — Ну и пусть себе знает…
Клава вынула из сумочки фотографию Дарьи Александровны, положила ее на столик, встала и тихонечко вышла из комнаты.
— Ну чего? — спросил Давыдов, заглядывая ей в глаза, когда она села на заднее сиденье его машины. — Все разрешилось?
— Нет. — Клава покачала головой. — Ничего не разрешилось.
Петя дальше спрашивать не стал. Страшно было интересоваться дальше.
В прокуратуру? — спросил он, повернув ключ зажигания.
— А знаешь что, Петь, отвези меня домой, если не трудно, — сказала вдруг Клава.
— Как это? — он удивленно посмотрел на нее. — Еще ведь только начало дня.
— Ну и что? — Она пожала плечами. — Не хочется мне сегодня работать. Нет настроения.
— Ну, как скажете. — Он покачал головой и начал выруливать со двора. — А когда диагностику будем делать?
— Не будем.
— Почему? — обернулся Петр.
— Знаешь, Петя, — сказала Дежкина давно придуманную фразу, — я с пособниками убийц дела не имею.
14.20
Дома никого не было. Была такая тишина, что даже как-то не по себе. Давно уже Клавдия не была в собственной квартире совсем одна. Уже и припомнить не могла, когда это было в последний раз. Всегда уходила утром, когда все еще дома, а возвращалась вечером, когда все уже дома.
А еще было такое чувство, как будто кто-то умер. Клавдия долго не могла понять, почему. А потом вдруг вспомнила — это же старушка Редькина умерла. И как-то особенно остро Клава вдруг ощутила эту смерть. Как будто сама в ней виновата. Может быть потому, что так и не смогла наказать виновных.
Чтобы хоть как-то нарушить эту тишину, Клава включила телевизор. Жизнерадостная домохозяйка выплясывала перед детишками, показывая тем самым, как весело использовать в приготовлении обеда бульонные кубики «Магги».
Федоричевы сейчас, наверное, тоже готовят обед. Или он поехал в морг, а она готовит.
Они были первыми, кого Клава не смогла посадить. Знала, что они убийцы, а не смогла посадить. Нет, у нее были нераскрытые преступления, так называемые «висяки». Но чтобы вот так разговаривать с преступником, знать, что это он убил, и не арестовать его — вот это у нее впервые.
По телевизору показывали очередную криминальную сводку. Миловидная девушка в милицейской форме стращала зрителей страшными дорожными происшествиями и кражами.
Завтра Федоричевы поедут хоронить женщину, которую убили. Антон Ильич будет говорить про нее хорошие слова у могилы, пустит скупую мужскую слезу. Светлана, конечно, разрыдается. Соберутся «родные и близкие покойной», будут выражать свои соболезнования. И никто из них даже не узнает, как на самом деле умерла эта женщина. Так же как никто не знал, как она жила последний год.
Если бы можно было им рассказать. Если бы можно было нарушить лицемерную скорбь этих двух людей, так запросто в центре города заморивших голодом пожилую беспомощную женщину…
— «Внимание, розыск. Восьмого октября ушел из дому и не вернулся Иванов Игнат Юрьевич сорокового года рождения. Рост ниже среднего, глаза голубые, волосы русые, коротко стрижен. Одет был в синюю куртку, обут в войлочные сапоги. Всем, кто видел этого человека или знает о его местопребывании, просьба сообщить по телефонам, которые вы видите в низу экрана».