Для МВФ ситуация тоже была непростой. Не могли же они бросить Россию на произвол судьбы?
МВФ — это все же не политическая организация, они руководствуются главным образом определенными экономическими критериями. Но вы правы: это был тот редкий случай, когда МВФ под давлением администрации Клинтона принял положительное решение. Сразу же после одобрения «большого пакета» я за сутки побывал в Лондоне и Нью-Йорке. Там я встречался с инвесторами и обсуждал с банкирами условия операции по обмену долга. Буквально через три дня мы провели уникальную сделку по обмену коротких ГКО на сумму, эквивалентную шести с лишним миллиардов долларов, на еврооблигации сроками погашения семь и двадцать лет. В результате был заметно смягчен график погашения обязательств по внутреннему долгу на ближайшие месяцы — эти бумаги были заменены на валютные облигации длительных сроков обращения.
Этот обмен долга тогда спас от краха многие российские банки, включая Сбербанк (в нем хранилось 70 процентов всех вкладов граждан). За счет экономии Минфин погасил очередные накопившиеся долги, пик которых приходился на август и сентябрь. Мы с Вьюгиным объявили о замораживании выпуска ГКО, отменив все аукционы на предстоящие четыре недели. В Россию пришел первый транш «большого пакета» МВФ — 4,8 миллиарда долларов.
Газеты писали, что эти деньги куда-то пропали, растворились, если не сказать хуже…
Полная чушь! Транш поступил, как положено, небольшая часть его была переведена на счета Минфина для финансирования дефицита бюджета, а основная часть осталась у ЦБ для поддержания обменного курса рубля. Все в точности по условиям соглашения с МВФ.
Разговоры о пропаже денег — это досужие вымыслы или преднамеренная ложь. Неоднократные проверки, в том числе проведенные самим фондом, их опровергли.
Вот слушаю вас и недоумеваю, а как вообще тогда случился дефолт?
В первые дни августа почувствовалось небольшое облегчение и многие чиновники, воспользовавшись паузой, разъехались из Москвы. Чубайс и Дубинин тоже ушли в отпуск. И вдруг на рынке началась паника. Поползли слухи, что контролируемая коммунистами Дума отказывается рассматривать очередной пакет антикризисных мер. Доходность ГКО выросла до 200 процентов. На межбанковском рынке денег нет вообще.
Министр Задорнов отправляет меня во внеплановый отпуск. Мол, следующий этап напряженной работы будет только в сентябре, так что «давайте, отдохните недельку». Поразмыслив, я согласился и уехал. Я до этого несколько лет не отдыхал.
Вы говорите так, будто вас заставили уйти в отпуск?
Точнее, настоятельно рекомендовали. Я уехал утром в четверг, 13 августа. В тот же день Джордж Сорос выступил с заявлением, что России необходима девальвация и что МВФ недооценивает всей серьезности проблемы. Рынок открылся и тут же «умер» На следующий день, в пятницу, президент Борис Ельцин поклялся, что девальвации не будет, и призвал Думу собраться на чрезвычайную сессию. После этого ситуация стала вроде бы несколько успокаиваться.
А нам в Минфине в тот день нужно было завершить какую-то совместную с Центробанком финансовую операцию. Перед отъездом я велел своим сотрудникам связаться с Сергеем Алексашенко, чтобы доделать сущие формальности.
На календаре пятница, я на отдыхе, и вдруг мне сотрудники сообщают: «Не можем дозвониться ни до Алексашенко, ни до кого в Центральном банке». Я начал сам звонить — никто не берет трубку. Я говорю своим ребятам: «Идите к министру, к Задорнову»
А Задорнов по-прежнему не общается с Дубининым, разговаривает с ним только в кабинете у Кириенко. Просто бред какой-то!
Суббота — тоже никакой связи нет. Я, замминистра, выпал, сотрудники мои никуда не могут пробиться. Чувствую — что-то не то. И точно, в воскресенье мне звонят и говорят: «Все, вот такое решение принято: дефолт по долгу и девальвация рубля». Я кричу: «Как такое решение?! Вы что, совсем там с ума посходили?!»
Ведь дефолт (отказ от платежей по внутреннему долгу) и девальвация национальной валюты — это два взаимоисключающих решения. Либо государство печатает деньги, обрушивает курс своей валюты, но формально остается добросовестным плательщиком по внутреннему долгу, либо перестает исполнять взятые на себя долговые обязательства во имя других макроэкономических ценностей — принципиального отказа от запуска печатного станка, удержания инфляции и устойчивости валюты. Но тут одновременно — масштабная девальвация рубля и признание несостоятельности по рублевому же долгу. Шоковая вещь!
У меня в то воскресенье, 16 августа, тоже был шок. Я был в отпуске, вдруг на мой мобильный — звонок из администрации президента: «Не можем дозвониться ни до кого из начальства НТВ. А у нас срочное совещание, собираем всех руководителей СМИ — готовится важное правительственное заявление». Я отвечаю: «Извините, но в Москве никого нет. Пришлю к вам кого-нибудь из ведущих новостей». Я отправил на совещание Марианну Максимовскую, она была еще совсем молоденькой девочкой, только начинала вести новости, подменяя Татьяну Миткову или Михаила Осокина. Марианна тогда еще испугалась: «Я? В Кремль?!» А когда вернулась, позвонила мне, рассказала о том, о чем завтра будет объявлено…
Тут уж я ужаснулся!
Очевидно, что решение было административно-политическим. Ведь в августе не вскрылось никакой новой неожиданной экономической информации. Все, чем руководствовались, принимая решения, вступившие в силу 17 августа, было известно и в июле, и даже в мае.
Не скрою, я чувствовал себя опустошенным и обманутым. Неужели я для того в течение нескольких месяцев работал день и ночь, чтобы страна приняла на себя новые валютные обязательства на ю миллиардов долларов? А потом, вдруг развернув всю финансово-экономическую политику в противоположную сторону, провела масштабную девальвацию национальной валюты, де-факто в несколько раз увеличив внешнее долговое бремя! Это была серьезная экономическая и политическая ошибка, уроки из которой не извлечены до сих пор.
Страшнее всего — подрыв доверия к государству и его обязательствам, который не скоро будет изжит.
А тогда многие думали, что прекратить платить по долгу — это очень просто. Ну не платим — и все. Между тем такое решение тянет за собой целую цепочку негативных последствий в самых разных сферах жизни, каждое из которых требует особой реакции правительства. В частности, если объявлен дефолт по внутреннему долгу, то это моментально сказывается на долге внешнем. Однако 17 августа никто не представлял, что нужно делать на следующем этапе даже для элементарной реструктуризации имеющихся обязательств перед различными категориями кредиторов. Поразительная наивность, если не сказать — безответственность! Немудрено, что, когда 17 августа были сделаны все заявления, никто не мог их толком прокомментировать — ни в правительстве, ни в ЦБ. Весь финансовый мир был повергнут в шок.
В 2008 году дефолту исполнилось 10 лет. И тут — новый кризис. Естественно, напрашивается сравнение…
Серьезные различия очевидны. В 1998 году кризисными явлениями были охвачены в основном развивающиеся страны. Однако и в Соединенных Штатах, и в Европе продолжался экономический рост. Это помогло нам и другим странам, попавшим в беду, довольно быстро выкарабкаться. Они продолжали покупать многие наши товары, не только нефть и газ, но и металлы, удобрения и т. п. Кризис 2008 года впервые за многие десятилетия затронул сразу весь мир, и потому он гораздо опаснее. Спрос на товары резко упал, цены, конечно, тоже. Рецессия грозит затянуться на долгие годы.