Как же вы решили добиваться этого? Новый премьер, новый министр…
Доложили Борису Ельцину, и тот решил немедленно, с ходу поставить этот вопрос на саммите G-8.
Но летом 1999 года Ельцин очень неважно себя чувствовал.
Действительно. Поэтому российское участие было разбито на два этапа: первый день саммита — глава делегации Степашин, второй день — сам Ельцин. Мы с Сергеем Степашиным прилетели в Кельн, провели переговоры с Герхардом Шредером, который только что стал канцлером после выборов. Встретились с другими руководителями стран «Семерки». Затем прилетел Борис Николаевич, а Степашин вернулся в Москву. Ельцин добился, что на второй день «Восьмерка» рассмотрела наш финансовый вопрос, который не был включен в повестку саммита. В результате принципиальное понимание было достигнуто.
На обратном пути президент пригласил меня в свой самолет. Я рассказал ему о бюджетных приоритетах и имеющихся проблемах. Ельцин одобрил наши подходы и дальнейшие шаги по работе с кредиторами.
Потом осенью, уже после смены премьера, президент на очередной официальной встрече со мной под камеры одобрил наш проект бюджета.
Ельцин тогда еще прямо наставлял Христенко: «Слушайте Касьянова, держитесь поближе к нему, и у вас все будет хорошо».
Если честно, этим Борис Николаевич поставил меня в неловкую ситуацию.
Началась думская предвыборная кампания, и мы с Христенко и Кудриным вступили в битву с уходящей Думой за бюджет-2000. Премьер Путин в то время в основном занимался Чечней, но все же пришел в Думу поддержать нас. Совместными усилиями нам удалось добиться одобрения бюджета, который, безусловно, заложил основы для макроэкономической стабилизации. Страна спокойно могла пройти через 2000-й финансовый год.
Блиц-интервью
Ваш главный недостаток?
Дотошность, доводящая до сумасшествия моих близких.
Ваше главное достоинство?
Дотошность, позволяющая добиваться цели.
Способность, которой вам хотелось бы обладать?
Всегда завидовал джазовым виртуозам.
Что вы больше всего цените в людях?
Профессионализм.
Что вам больше всего не нравится в людях?
Лизоблюдство.
Часто ли вы ошибались в людях?
Чаще, чем хотелось бы.
Легко ли вы прощаете обиды?
До обидного легко.
Какая человеческая слабость вызывает у вас наибольшее снисхождение?
Пристрастие к сладкому.
Случалось ли вам говорить неправду?
Нет. (Теперь вот как минимум один раз соврал.)
Есть ли среди ваших близких друзей крупные политики, чиновники, бизнесмены, светские знаменитости?
Раньше было намного больше… Но я не жалею.
Как вы переносите одиночество?
У меня другая проблема: когда очень хочется побыть одному, почему-то вокруг всегда уйма народу.
Что такое, по-вашему, попасть в крайне тяжелую ситуацию?
В шахматах есть термин «цугцванг», когда любой ход приводит к ухудшению позиции, а пропускать ход нельзя.
Что вас больше всего страшит в жизни?
Неспособность заслонить своих близких от несчастья.
Ваша мечта о счастье?
Пусть останется нереализованной.
Ваше любимое изречение, которому вы стараетесь следовать?
Делай что должно, и будь что будет.
На пике карьеры
Для любого чиновника кресло премьер-министра — безусловно, пик карьеры. Но в нашей стране — все же своя специфика. Сказывается все-таки, что Россия была царской, а стала президентской. Первый министр у нас почти всегда носит эпитет «технический», и термин «второе лицо в государстве» часто, скорее, приукрашивает действительность.
При самодержавии иначе не могло быть по определению. В царские времена пост председателя Комитета министров России вообще был местом почетной ссылки. Классический пример: именно на этот пост был в 1903 году назначен попавший в опалу и смещенный с ключевой должности министра финансов выдающийся реформатор Сергей Юльевич Витте — вроде как с повышением, а по сути дела — без всяких прав и полномочий. Он потерпел тогда поражение в политической схватке с другим влиятельнейшим государственным деятелем своего времени — министром внутренних дел Вячеславом Константиновичем Плеве, реакционером и типичным «охранителем», убежденным противником реформ Витте, прежде всего аграрной. Плеве возглавлял близкий к царю и ко двору мощный бюрократический клан, который по духу удивительно напоминает наших нынешних силовиков (в широком смысле этого термина) с их непоколебимой верой в тотальный государственный контроль, полицейские методы управления во всех сферах жизни страны и агрессивную внешнюю политику. Именно Плеве принадлежала знаменитая фраза: «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война».
Идея «маленькой победоносной войны» как панацеи от любых внутриполитических проблем потом не раз «творчески» использовалась советскими и постсоветскими вождями. Самые яркие примеры — Афганистан, Чечня, Грузия. При этом все удивительным образом забывали и продолжают забывать, чем закончилась та самая «маленькая победоносная война» с Японией 1904–1905 годов, которая была затеяна при деятельнейшем участии Плеве.
Унизительное поражение привело страну к революции, сам Плеве был убит террористами, а царю пришлось пойти на гораздо большие уступки, нежели изначально предлагавшиеся правительственными либералами. Николай II вынужден был подписать Манифест 17 октября, даровавший гражданам основные свободы и первый парламент, а ненавистного Витте назначить председателем Совета министров — первым настоящим премьер-министром в истории России.
Кстати, судьба Витте — яркий пример того, что неблагодарность и забвение потомков, увы, становились уделом большинства премьеров в нашей истории. За разработанную Витте аграрную реформу все лавры достались его преемнику Петру Аркадьевичу Столыпину. Впрочем, Столыпин, настоящий культ которого до сих пор исповедуется и в либеральных, и в национал-пат- риотических кругах, безусловно, был одним из наиболее выдающихся политиков своего времени. А вот сменившая его не менее знаковая фигура — Владимир Николаевич Коковцов (как сказали бы в наше время, опытный аппаратчик и отличный менеджер, который умело продвигал реформы и вообще прекрасно проявил себя на посту премьера) известен, пожалуй, только тем, кто специально интересуется историей России того периода.
После 1917 года вожди Советского государства наращивали свою легитимность не столько должностями, сколько победами, одержанными в междоусобной борьбе за власть. Но идеология тоже значила немало: пост главы РСДРП(б) — РКП(б) — ВКП(б) — КПСС почти сразу стал гораздо важнее должности руководителя правительства.
Впрочем, было одно исключение — Ленин. На заре советской власти его лидерство было настолько неоспоримым, что Владимир Ильич мог позволить себе быть председателем Совнаркома, не занимая при этом должности главы ЦК ВКП(б). Сменивший же Ленина на посту главы правительства Алексей Иванович Рыков совершенно не воспринимался как политический лидер страны — да и как могло быть иначе, когда рядом во власти были Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Сталин?!