Вы даже не представляете себе, насколько велик страх перед властью у людей, которые, казалось, много чего в жизни прошли, много чего достигли и вроде бы не должны ничего бояться. Немудрено, что после того, как я заявил об антиконституционности «бесланского пакета» и начал последовательно критиковать власть, некоторые стали «рубить концы» и обеспечивать для себя прикрытие. Например, один мой хороший приятель дал мне денег взаймы, чтобы я мог начать консалтинговый бизнес и открыть компанию «МК-Аналитика» Но как только я вошел в конфронтацию с властью, прислал мне официальное письмо, потребовав вернуть кредит досрочно. И для пущей надежности сообщил о своем требовании ко мне через СМИ.
Сегодня даже просто встречаться с оппозиционным политиком опасно. Предприниматели извлекли для себя уроки из истории с ЮКОСом, никто не хочет повторять печальную судьбу Ходорковского.
Несколько лет назад вы были на дне рождения одного известного либерального политика. Там было много бизнесменов и политиков, чьи имена у всех на слуху. Прежде они за честь считали пообщаться с вами, тут же — явно чурались, прятали глаза. Когда же настало время рассаживаться, все стали как-то нервно переминаться с ноги на ногу, лишь бы только не оказаться за одним столом с вами. Всем было очень неловко. Вы облегчили всем задачу, заняв самую дальнюю позицию в углу, и только Олег Сысуев решился к вам присоединиться.
А теперь расскажу вам то, что вы не знаете. На следующий год тот же политик, с которым нас связывают теплые, хорошие отношения, вновь справлял день рождения. Накануне он приехал ко мне домой и до глубокой ночи оправдывался, что очень хотел бы видеть меня на своем празднике, но многие из прошлогодних гостей поставили ультиматум: если опять будет Касьянов — они точно не придут. «Ты пойми, на кону выборы в Думу, спонсоров нельзя раздражать».
Я, конечно, никуда не пошел. Но вконец запуганные спонсоры все равно проигнорировали мероприятие. Бедный именинник еще долго стенал: как же так, я все урегулировал, а они «кинули». Как, впрочем, не помогли его партии и через полтора месяца на выборах.
Вам по-человечески не обидно, что от вас шарахаются как от чумы?
Не надо судить людей строго. Можно войти в их положение. В конце концов — за ними стоит многомиллиардный бизнес, производство, десятки тысяч рабочих мест. Они отвечают не только за себя.
Мне хотелось бы понять, что должен чувствовать человек, который был на Олимпе власти, а потом его вдруг объявили чуть ли не врагом народа, пытаются превратить в маргинала? Прежде губернаторы перед вами все стелились, а теперь, узнав про ваш приезд в город, в лучшем случае тут же его покидают. Вас преследует оголтелая прокремлевская молодежь. Травят официальные телеканалы и газеты, обвиняя во всех смертных грехах, включая шпионаж.
Апофеоз: бывшего премьер-министра пытался задержать на «Марше несогласных» ОМОН. Хитом стали фотографии, как вас буквально рвут на части: охрана, отбивая, тянет в одну сторону, а омоновцы — в другую.
В ответ на этот вопрос я всегда рассказываю один из старых добрых советских анекдотов (они вообще получили в наши дни вторую жизнь). «В последнее издание энциклопедии вкралась досадная опечатка. Вместо „выдающийся государственный и партийный деятель, кавалер многих орденов и лауреат всевозможных премий“ следует читать „разоблачен в качестве врага народа и шпиона семи иностранных разведок“.
Если серьезно, то сначала было несколько неуютно. Потом привык. Куда тяжелее привыкали члены моей семьи, но и они молодцы, давно справились с этим. Такова уж жизнь в России, никогда не знаешь, как все повернется завтра. А тем более — послезавтра. В любом случае, не зря говорят: „За одного битого двух небитых дают“».
Жесткая посадка: первый президент и седьмой премьер
Касьянов — седьмой по счету премьер-министр в постсоветской истории России. Первый — Гайдар. Строго говоря, Гайдар был только и.о. премьера, но будет все-таки несправедливо вычеркнуть Егора Тимуровича из этого списка, слишком знаковой фигурой он является. Затем — Черномырдин, Кириенко, Примаков, Степашин, Путин. Шесть премьеров, которых назначил Ельцин. Касьянов — первый, кого назначил не он. Но при этом Касьянов среди них едва ли не единственный, с кем у первого президента России — несмотря на большую разницу в возрасте — сложились неформальные дружеские отношения. Это сразу чувствуется по каким-то неуловимым деталям снимка, который висит у Касьяновых в гостиной на видном месте: он с женой вместе с четой Ельциных.
Каково это — дружить с Ельциным? В своей жизни я несколько раз видел президента: брал у него интервью, наблюдал за ним вблизи во время официальных мероприятий. Человек я не робкого десятка, субстанция по имени власть, которая часто оказывает магическое воздействие на простых смертных, никогда не вызывала у меня трепета перед теми, кто ею наделен.
Скорее наоборот, меня чаще удивляло, насколько же обыкновенными людьми при ближайшем рассмотрении оказывались высокопоставленные государственные мужи. Но Ельцин — другое дело. Всякий раз, когда он входил в комнату, ей-богу, физически ощущалось, будто от мощной фигуры Бориса Николаевича исходило какое-то излучение. Не зря его многие за глаза называли «царем».
Помню, как накануне первого тура президентских выборов 1996 года в кремлевских президентских покоях (невольно соскакивает с пера «царская» терминология!) мы готовились к записи интервью Ельцина. Ставили камеры, свет, а вокруг было полно народу из ельцинской свиты. Вдруг в дверях, откуда ни возьмись, появился сам Борис Николаевич и что-то громко пробасил, кажется, поинтересовался, скоро ли начнем? Это было так неожиданно, что — честное слово! — все «придворные» присели, будто у них разом подкосились ноги.
Тогда же произошел еще один любопытный эпизод. Перед самым началом интервью ко мне подскочил один известный в ту пору политик (не буду называть его имя, но прозвище у него было характерное — Гаденыш), занимавший какую-то должность в предвыборном штабе Ельцина. Он сунул мне лист бумаги со списком вопросов, которые мы накануне передали помощникам Ельцина, — некоторые были вычеркнуты крест-накрест красным фломастером. «Вот этих тем, — торопливо сказал он, — просьба не касаться». Поскольку при интервью на высшем уровне все всегда согласовывается заранее, мне и в голову не пришло спорить, да и времени не было. Ельцин уже устраивался в кресле напротив, включились приборы: «Мотор идет!» Я бодро задал вопросы, оставшиеся невычеркнутыми, президент так же бодро на них ответил, сверяясь с лежавшим перед ним заготовленным текстом. Мой список был исчерпан, и я начал произносить заключительную ритуальную фразу про благодарность за интервью. И тут лицо у Ельцина вытянулось:
— Как это — у вас больше нет вопросов? — загремел он. — У вас еще были вопросы. Интересные вопросы, понимаешь, правильные, у меня туг и ответы приготовлены.
В тоне президента была какая-то почти детская обида: я, понимаешь, домашнюю работу проделал, а тут на тебе…
Теперь уже я не смог сдержать удивления:
— Извините, Борис Николаевич, но ваши помощники попросили меня часть вопросов не задавать. Я был уверен, что эта просьба исходит от вас…
Ельцин нахмурился и пророкотал:
— Какие помощники?! Кто такие?!
Того самого помощника я в этот момент видел боковым зрением и готов поклясться, что в то же мгновение он растворился в воздухе, словно булгаковский персонаж.
Повисла тяжелая пауза. Ельцин понял, что мне не хочется выступать в роли доносителя, и только махнул рукой:
— Ладно, продолжаем интервью!
Я догадался, в чем дело. В окружении Ельцина за будущее «место под солнцем» боролись несколько группировок, и одной из них, судя по всему, было крайне невыгодно, чтобы президент занял публичную позицию по некоторым принципиальным вопросам. В частности, о возможности пригласить в свою команду некоторых конкурентов, которые дальше первого тура не пройдут. Как вскоре было сделано в отношении генерала Лебедя.