– И? – подруга даже застыла, внимая моему красочному рассказу.
– И вытираю их о его куртку. Занавес, – театрально развожу руки в стороны.
– Завьялова! – заливается хохотом Сонька, складывается пополам и, кажется, плачет.
Я не плачу, мне не до этого. Только пудрой намазалась, а через несколько минут планерка.
– Ага, очень смешно. Мерзость. Еще и укачало, – кладу руки на живот и поглаживаю его в районе желудка успокаивающим жестом. – Тошнит все утро!
В этот момент дверь в комнату отдыха распахивается и входит Лидочка Сергеевна. Малоуважаемая, но капец какая нужная женщина в компании – начальник отдела по работе с персоналом. Мы с Сонькой замираем, подруга поджимает губы, чтобы снова не расхохотаться, я еще интенсивнее себя наглаживаю. От нервов. Слишком долго ехала, слишком быстро бежала, слишком мало ела вчера. И слишком волнуюсь перед собранием!
Лидия Сергеевна стреляет в меня густо накрашенными глазами и обводит внимательным взглядом.
– Доброе утро, девочки, – искусственно-радостно здоровается она.
– Доброе утро, – синхронно здороваемся мы с подругой в ответ.
Сонька закрывает пудреницу, кидает в мою огромную сумку и подталкивает меня на выход.
– У тебя шоколадки, случайно, нет? – спрашиваю тихо уже в дверях.
– Тебе лучше солененького, – отвечает подруга.
За нами захлопывается дверь, я перевожу ошалелый взгляд на подругу.
– Что за намеки?
– Да не в этом смысле, – цокает она. – Мне бабушка всегда говорила, тошнит – съешь соленый огурец. Кислота снимает тошноту.
– Да где я сейчас огурец возьму? А, ладно, я побежала, – вытаскиваю из сумки блокнот. – Спасибо, что прикрыла! – кричу уже на бегу.
У подружки, которая по совместительству еще и секретарь главного в нашем офисе человека, остаются все мои вещи. Уверена, она уже закидывает их в мой кабинет, вот, что значит, проверенный человек и надежное корпоративное плечо.
Я пробегаю по длинным коридорам за считанные секунды и резко торможу перед дверью генерального. Успокаиваю дыхание и, нацепив доброжелательную улыбку, шагаю в кабинет.
Эти собрания по понедельникам меня убивают. Не потому, что в девять пятнадцать надо быть как штык, а мой автобус притормаживает за километр отсюда и десять минут до этого, просто на нем традиционно собираются главы отделов, и я одна из них. А по вечерам четверга в «Капакабане» вход для девушек свободный, и каждая третья текила за счет заведения.
Я не то, чтобы вчера махнула лишнего, но эта коза Кирилина со своим «давай за встречу», между первой и второй» и «как жаль, что вы с Витей расстались, такая пара была…» сделала мое утро особенно паршивым.
Я приземляюсь на стул возле главы технического отдела и громко выпускаю воздух. Водички бы. Надеюсь, от меня не несет за километр вчерашней случайной встречей с бывшей одноклассницей. А еще, что меня не стошнит прямо на Тарелкина в новом галстуке.
Интересно, что Сонька сотворила с предыдущим?
Невольно приклеиваюсь взглядом к полосатому синему предмету одежды и чувствую, как тошнота подкатывает с новой силой. Что за дебильный рисунок, вызывающий спазмы в животе?
Господи, если ты существуешь, сделай так, чтобы планерка превратилась в пятиминутку. Я буду лучшим работником месяца, только дай пережить этот день. И час.
– Лидия Сергеевна, прикройте дверь, – подает голос наш суровый директор.
Начальник отдела по работе с персоналом, успевшая прихватить из комнаты отдыха бутылку с водой, аккуратно закрывает дверь, отрезая нас от шумного коридора, и проходит прямо к генеральному. Я жадно прослеживаю взглядом желанную добычу в ее руках. Даже две добычи!
– Угощайтесь, Юрий Константинович, – протягивает раскрытую коробку конфет. – Дочь из Канады прислала. Коллеги, – протягивает нам на пробу очередную санкционку из-за бугра.
О, а вот и шоколад, о котором я так мечтала. Сейчас я тебя успокою, предатель желудочный.
– Подсластим утро понедельника, – очередная ненатуральная улыбка касается губ нашего эйчара.
Я беру конфету в блестящем фантике, не теряя времени открываю и закидываю в рот. Надо было нормально позавтракать, и тогда желудок не выделывал бы такие кульбиты сейчас.
И как только раскусываю мягкий шоколад, понимаю весь масштаб своей стратегической ошибки.
О, боги, что это?