— Если тебя так интересуют мальчики, зачем шла в это училище? — спросила Света. — Поступала бы в строительное или мебельщиков.
Вошла мастер, и разговор прервался.
* * *Одиннадцать парней и девятнадцать девушек из седьмой группы стояли неровным строем у стены в мастерской и ждали мастера Антона Юльевича Крауклиса. Дежурная Вита Вента отмечала в журнале присутствующих. Знакомство пятнадцатилетних проходит легко и просто. Никакого выканья, сразу же дружеское «ты».
— Мастер Крауклис, говорят, жуткий придира. Градусы чувствует за километр, как охотничья собака зайца.
— Ну, не так ужасно!
— Откуда ты знаешь, Том?
— Я его лично знаю.
— Выкладывай.
— Бывший подпольщик, не пьёт, не курит. Что вас ещё интересует?
— Чистый святоша. Такого только четвёртым на памятник у музея Стрелков, — ухмыльнулся рыжий парень небольшого роста.
— За такие речи можно по зубам схлопотать, шакал.
Леон Лацис с недоумением посмотрел на Тома Суну.
— У Крауклиса золотые руки и чистая совесть. Он вместе с моим предком сидел в тюрьме за политику. Воевал добровольцем, а после войны всю жизнь проработал в этом училище, хотя с его умением в другом месте мог бы зашибать большие деньги. Но не стал. Он из идеалистов, понимаете.
В первый день учёбы в училище Даумант и Том случайно сели за одну парту и с тех пор продолжали всюду держаться вместе. Даумант, казалось, был высеченным из гранита, широкоплечий, коренастый. Том рядом с ним выглядел хрупким: стройный, с тёмными волнистыми волосами, маленьким женственным ртом и длинными, густыми, как у девчонки, ресницами вокруг карих глаз.
— Почему без формы? — спросила секретарь комсомольской организации училища Людмила, встретив Тома на лестнице.
— Отдал в химчистку.
— Не дурачься.
— Органически не выношу формы. Она делает всех одинаковыми, как с конвейера.
— В армии тебя выучат.
— Ничего не выйдет, у меня врожденное плоскостопие.
Людмила повернулась и пошла вниз, зная по опыту, что напрасно затеяла этот разговор.
Из седьмой группы только Том и Даумант умели пользоваться швейной машиной. Пока остальные учились заправлять нить в машину и строчить по прямой, Тому мастер доверил уже шитьё брюк, а с Даумантом занимался отдельно.
— Научишься шить, сообразишь за вечер вельветоны и красненькая кармане, — просвещал Том Дауманта. — Если не будет заказов, могу подбросить.
Глава третья Ревность
— Слушай, старик, двинем до колхозного магазинчика, хлопнем по пивку. Глядишь и смелости прибавится для контрошки по физике, — предложил Леон на большой перемене.
— Я «за», — сразу же согласился Даумант.
— А мы успеем вернуться? — засомневался Том.
— Да ты что, раз — и там.
Пиво поручили купить Тому, как самому длинному и одетому приличнее других. Остальные ждали в подъезде соседнего дома.
— Вам не кажется, что пиво кислое? — спросил Даумант, изрядно глотнув.
— Что ты! Лучше быть не может, — похвалил Леон.
— Я не хочу больше, — отказался Том.
— Пей. Не пропадать же добру, деньги заплачены.
— Это точно.
Довольные собой, все трое возвращались в училище.
— Посмотрите на эту мамзель, идёт, как корова на льду. — Троица громко загоготала. Звонка никто не слышал.
— Почему вы не на уроке? — с заместителем директора училища Майей Альбертовной Скуя шутки были плохи.
— Мы сейчас… мы немножко… мы чуть-чуть прохладились, — заикаясь, промямлил Леон.
— А ну, дыхни, — приказала Скуя. — Сейчас же поднимитесь ко мне в кабинет.
— Мы ничего, мы только пивка, — заискивающе оправдывался Леон, — совсем немножко, ну вот столечко, честное слово…
— Что здесь, училище или монастырь? — высокомерно заявил Том. — Даже безобидного пива нельзя выпить, что ли?
Даумант почувствовал, как недавний обед муторно подступает к горлу. Он вскочил, бросился было из кабинета, но не успел. То был сигнал остальным. Том, закрыв рот ладонью, выскочил за дверь, а с Леоном несчастье случилось тут же, на месте.
Комсорг Людмила Иванова, которая тоже находилась в кабинете, испуганными глазами смотрела на происходящее.
— Люда, пожалуйста, зайди к секретарше и позвони родителям этих героев, пусть приезжают за сыночками. Ещё скажите дежурному, чтобы принёс ведро с водой и тряпку.
Людмила вышла.
— А у меня нет матери, а отец в вечерней смене. Ничего у вас не выйдет, — ухмыльнулся Леон.
Даумант сидел красный и молчал. Такие вещи не скроешь. Скора всё училище узнает об этом, будут разбирать на комсомольском собрании. Перед Байбой стыдно.