— Спасибо вам. Я пойду.
— Подумай хорошо, не торопись. А если потребуется моя помощь, приходи, не стесняйся.
Дома, надев старый халат, Байба взялась за уборку комнаты. Она приняла решение. Ей стало радостно и легко, как будто гора с плеч свалилась. Громко напевая, девушка вытирала пыль с ненавистной ей «антикварной» мебели отчима, мыла пол.
У дверей раздался звонок.
— Зигмунд Донатович! — заволновалась Байба. — Что-нибудь случилось? Проходите в комнату.
Старый оперный певец молча сел, достал белоснежный носовой платок и вытер вспотевшее лицо.
— Случилось. Одна одарённая девушка бросила пение и забыла двух старых людей, которые её полюбили. Жена каждый день тебя вспоминает: «Почему наша Байба не приходит, не заболела ли?» Иду мимо и вдруг слышу — знакомый голос. Вся улица звучит. Вот и решил тебя навестить.
Байбе стало стыдно, что за своими заботами она совсем забыла про стариков. Но как сказать, что с пением покончено раз и навсегда?
— Я поступаю в училище, буду учиться шить платья и пальто. Для пения больше не останется времени, — залпом выпалила она.
— Не делай этого, — встревожился старый Ирбе. — Правда, вряд ли когда-нибудь ты будешь петь, как, скажем, Жермена Гейне-Вагнере, но в жизни случается всякое. Музыка обогащает душу человека, раскрывает перед ним такой громадный мир. Вспомни лицо певца или музыканта, когда он, забыв обо всем, целиком отдаётся музыке. Какая гамма переживаний! Однажды в молодости мне посчастливилось увидеть, как великий пианист Рубинштейн исполнял «Апассионату» Бетховена. Его пальцы, лицо, всё тело радовались, грустили, страдали. Последние аккорды — ив переполненном зале надолго застыла тишина.
Девушке до слёз стало жаль себя. Не плакать, только бы не заплакать!
— Я знаю, я всё понимаю, — Байба так сильно сжала пальцы, что они побелели.
— Ничего ты не знаешь. Ты лишь со стороны взглянула на волшебную страну музыки и даже не попыталась туда проникнуть.
— Зигмунд Донатович, можно я буду приходить к вам по воскресеньям?
— Конечно, детка. Ты всегда будешь для нас желанной гостьей и любимой ученицей.
* * *Даце долго скрывала от своего одноклассника и лучшего друга Петериса решение поступить в училище. Тайну подруги выдала Байба, которую Петерис случайно встретил на улице. Он тотчас же кинулся к Даце.
Многочисленная семья Эрглисов ужинала. Посреди стола в большой миске аппетитно дымилась молодая картошка, в салате, обильно заправленном сметаной, блестели дольки огурцов и помидоров. Возле каждой тарелки стоял стакан молока.
— Петерис! — обрадовалась Даце. — В самый раз пришел. Садись с нами.
Возражения не помогли. Все потеснились. Рядом с Даце поставили табуретку. На тарелку положили картошку с салатом.
— Что случилось? — с тревогой спросила Даце друга, наблюдая, как нехотя он ест.
— Выйдем, поговорим.
— Кто сегодня дежурный? — Даце посмотрела на младших братьев.
— Мы, — отозвались Юрис и Марис, близнецы.
— Чтобы всё было в порядке: посуда вымыта, кухня прибрана. Приду — проверю.
Какое-то время оба молча шагали в сторону парка. Люди в надежде на вечернюю прохладу широко распахнули окна квартир, но с улицы несло накопившимся за день зноем, запахом асфальта и бензина.
Петерис шёл быстро, плотно сжав губы, глаза его недовольно сверкали за стёклами очков.
— Это правда, что ты уходишь из школы?
— Правда.
— Ты хоть чуточку соображаешь, что делаешь? С твоими-то способностями и в профтех! Ты же не дебилка!
— Это уже решено. И родители согласны.
— А как же я… как мы без тебя? Как убедить тебя, что ты не права? — Петерису было горько при мысли, что Даце не будет рядом с ним каждый день. — Восемь лет мы сидели за одной партой. Ничто не разрушило нашей дружбы: ни насмешки ребят, ни… Я так надеялся, что мы вместе кончим школу, поступим в институт и потом… — Петерис замолк, так и не сказав, что потом. — Как ты могла всё решить без меня?
В Кировском парке окрестные жители, выбравшись из пропитанных зноем помещений, наслаждались вечерним покоем. Медовый запах цветущих лип напоминал о деревенском раздолье, росистом луге, речной заводи с белыми кувшинками. Смеркалось. Улица Ленина светилась рекламными огнями.