Мама, всё такая же сосредоточенная, как утром, пытается занять своих женщин, которые при каждом удобном случае начинают зевать:
— Селёдка, смени Сову возле табло. Рыся, принеси кофе.
Репортёр, увешанный фотоаппаратами и объективами, бессмысленно шляется возле женщин.
— За что сегодня боремся? — спрашивает он без интонации. Женщины даже не удостоили его взглядом.
Репортёр развернул один из плакатов и хмыкнул:
— А с этим-то что?
— Ты что, не слышал? — Мама заметно занервничала, смотрит на табло прилётов.
— Нет. Я уже лет двадцать пять о нём не слышал. Канул, как говорится, человек…
— Это не тот Антонов, тупица. Молодой пацан, в сизо сидит ни за что. Студент, кажется, ещё.
— Ммм… — промычал репортёр, выставив нижнюю губу. — Я не знаю такого…
Он не успел договорить, как всё вокруг зашевелилось.
Раздался женский крик: «Идёт! Идёт! Наш!» — и Мама вскочила с места, как на пружине. Бомба тут же начала снимать свой камуфляж: ботинки, куртку, брюки. Под одеждой она оказалась белой, с чуть розоватым отливом.
Кукушка, успевшая раздеться догола, бежала к ним и махала руками. Полные груди Кукушки прыгали беспорядочно, ни под кого не подстраиваясь; большие пальцы на ногах оттопыривались вверх при каждом босом шаге. На полпути она развернулась и побежала обратно.
Женщина, ещё минуту назад бывшая в камуфляже, уже снимала с себя советское бельё и, заломив за спину руки, чтобы расстегнуть огромный, как два парашюта, лифчик, грустно посмотрела на Дочку.
Окрик Мамы:
— Дочка, чё ты стоишь? Работаем! — Дочка вздрогнула и скинула пиджак, футболку, туфли, джинсы.
Приближался тяжёлый стук каблуков Кукушки. Дочка запуталась в трусах и прыгала на одной ноге, а Мама давала последние указания:
— Не дёргаемся. Стоим до последнего — пока не запихнут в бобик. И чтобы никто не бегал тут по залу, фотографам снимать неудобно. Скандируем: «Свободу Юрию Антонову! Нет злым рокерам!» Всё понятно? — она всё ещё была в лифчике самого маленького размера. Все трое уставились на него.
Мама хлопнула в ладоши:
— Погнали, девки!
И они зашагали. Кукушка отбивала каблуками ритм, Бомба давала басы большими пятками, Дочка едва слышно шелестела итальянскими подошвами. По пути Кукушка успела прихлопнуть Дочку по спине и шепнуть: «А ты ничё! Соски торчком!» — и дружелюбно улыбнуться. А Дочка переставляла негнущиеся ноги, помогая себе негнущимися руками, и смотрела только прямо пред собой.
Уже обходя скопление телевизионных камер, Дочка вдруг вспомнила вслух:
— Волосы не поправила! — и собралась бежать обратно.
— Да ты охренела, что ли? — зарычала шёпотом Мама прямо у неё за спиной. — А ну греби вперёд!
И пошли дальше.
Обойдя охранников и репортёров, выстроились в шеренгу наискось к проходу. Слева от Дочки встала Кукушка — она подняла свой плакат, и подмышки у неё заблестели. Справа оказалась Бомба, которая оказалась ещё ниже, чем была в ботинках. Её подмышки поросли сединой и никак не сочетались с чёрными густыми волосами на голове. Ещё дальше вправо стояла Мама. Она была раздета только по пояс, спортивные штаны подтянуты до пупа. На груди у неё не выделялось ничего, кроме двух больших сосков. Глаза закрывал козырёк бейсболки. Плакат она держала прямо перед собой, с силой натянув бумагу. Вены на её руках вздулись от напряжения.
Встречающие уставились на голых женщин. Во всей этой неподвижной сцене виделось что-то фашистское. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем поднялся первый объектив.
Голос Мамы зазвучала твёрдо и громко — чуть менее строго, чем обычно:
— Все равны перед законом!
— Долой злых байкеров! — истошно заорала Кукушка.
Дочка помутневшими глазами уставилась в одну из камер и на чистом английском, мягко коверкая русскую фамилию, стала кричать и дёргать плакатом в такт своим словам:
— Free Yuri Antonov! Free Yuri Antonov!
Свет от камер подсвечивал её, словно статую Родины-матери, и блестел на золотом кулоне посреди груди.
— Да им без разницы, — громко сказал кто-то в толпе.
Засмотревшись на фигуру девушки в центре, журналисты упустили из виду человека с большой свитой. Он шёл важной походкой, гладя прямо перед собой и даже не заметил скандирующих женщин. Так не замечают каждый бегущий мимо телеграфный столб. Некоторые побежали его догонять, чтобы сфотографировать хотя бы в профиль.
Дождавшись команды, люди в погонах выскочили со всех сторон, проталкиваясь между людей и придерживая фуражки. Кукушка, только заметив это, побежала прочь зигзагами, всё ещё держа плакат над головой. Увидев это, Бомба бросила свой плакат и побежала в другую сторону. Мама глянула на них, плюнула, свернула ватман и побежала вслед за Бомбой. Вслед за ними, коснувшись Дочки жёсткой формой, пробежали двое мужчин.