- Так ты, Эльдар, ждал меня, и к своим, даже на связь не выходил?
- Гриша, дорогой, да если бы я себя проявил, то меня давно уже за утерю машины к стенке поставили!
- Фантазируешь, Эльдар! Сегодня в городе столкновения и убийства происходят ежеминутно, если не ежесекундно!
- Но не на машинах народного фронта. У нас нейтралитет, мы к насилию никакого отношения не имеем! - Эльдар поднимает палец и напыщенно добавляет, - это стержень нашей политики!
Я фыркаю.
У многострадального 'Уаза' Эльдара нас встречает отделение солдат. Командир отделения, сержант, смотрит на меня так, что мурашки бегут по телу. Однако Эльдар говорит сержанту что-то, и тот с сожалением кивает головой. Солдаты уходят, на всякий случай спина к спине, держа на прицеле все, что им видно, за исключением, пожалуй, лишь самих себя. Эльдар, обходя свой 'УАЗ', рассматривает его, насколько это возможно в условиях городской тревожной ночи. Затем огорченно говорит мне:
- Да на этой машине доехать до штаба и выбросить! Да, Гриша, наделал ты дел! Похоже, не напрасно я спас тебя от легкой смерти!
- А меня никто и не собирался...
- Приедем в штаб, проверишь свои ощущения! - перебивает меня Эльдар.
- А чего проверять-то, не было меня нигде, и вообще, ты мою личность из дома вытащил, оторвал от приятного занятия с женщиной. До сих пор горю любовным томлением!
- Определенно погаснешь, если я попрошу военных разыскать на площади одного парня с девушкой. Ну как, такой разговор тебя устраивает? - зло говорит мне Эльдар.
Он садится на место пассажира, принимает величавый вид, будто у нас есть зрители, и важно произносит:
- Заводи, поедем! Все сократишь неприятное ожидание действием!
Я трогаю 'УАЗ' с места, и тут у меня появляется интересная мысль, которой мне хочется поделиться с Эльдаром:
- Эльдар, а что, если я сокращу не свое ожидание, а наши жизни? И весьма значительно? Мне кажется, городу много пользы будет от этого.
Эльдар бледнеет, когда видит, какую я набрал скорость. Он сделал ошибку, уступив мне управление: первый же заслон, на сигналы которого я не отреагирую, откроет огонь на поражение.
Эльдар начинает говорить, и впервые за долгое время я слышу его такого, как прежде, таким, каким он был в детстве:
- Гриша, пойми, ты своими действиями раздразнил слишком многих! Другой на моем месте, что бы спасти свою шкуру, тебя бы там, на площади, шлепнул! И привез уже 'готовенького'. А я же потащил тебя с собой, рискую страшно, надеюсь, повезет, выкрутимся. Верь мне! - он дружески касается рукой моего плеча.
От его заученного митингового жеста меня тошнит. Может быть, бросить его, убежать? Удобные места по пути есть. Хотя нет, может отомстить Косте и Карине. Осуществить свою угрозу, вместе с ним убиться? Но кураж уже проходит. Я решаю довериться судьбе, и сбрасываю обороты двигателя. Эльдар облегченно вздыхает, располагается вольно и оставшуюся дорогу лениво переговаривается по рации с патрулями.
У драмтеатра, который временно является штабом народного фронта, большое количество машин, но размалеванных так же, как и наш 'УАЗ', почти нет. Едва я хочу припарковаться, 'обычные' машины услужливо освобождают место.
Оживленные кучки вооруженных кто чем, в основном охотничьими ружьями, бородачей, не обращают на нас никакого внимания, когда мы поднимаемся по мраморным ступеням и входим в здание. Огромное фойе, украшенное фресками и хрустальными люстрами на лепном потолке, невозможно грязно, и до отказа набито людьми, в основном, сельскими жителями. У них равнодушные глаза и уставшие, озлобленные лица. Они сидят или спят на полу в неудобных позах.
Перед лестницей на второй этаж нас останавливают и грубо обыскивают. Эльдар не проявляет беспокойства, подчиняется. Вероятно, такой порядок. После обыска, так и ничего не спросив, пропускают, и мы идем по коридору второго этажа. Здесь народу не меньше, чем внизу, но к моему удивлению, я почти всех узнаю в лицо. И слышу вот что: