Мне хочется выступить с опровержением. Но глаза у Евгении светятся так, что я решаю не портить ей настроение. Жених так жених, доставлю приятное хозяйке! Ведь я пришел на новоселье с пустыми руками!
Павел, глянув на Сергея, еще раз разливает водку. Прокурор, повернувшись ко мне, неожиданно говорит:
- Григорий, скажи тост. Красивый, восточный!
- А откуда вы знаете, что я с востока? - искренне удивляюсь я.
- Должность у меня такая, знать. Ты языком владеешь?
Вот любопытный! С какой целью интересуется? Майор расспрашивал, теперь этот! Они что, завербовать меня желают, для своих надобностей? А смотрит так, будто душу выворачивает! Еще немного, и поведет куда-нибудь для допроса!
- А зачем вам, чем я владею? - недружелюбно спрашиваю я.
- Когда по-ихнему, звучит красиво! - находится прокурор, - скажи по-ихнему!
- Да вы не поймете! - пытаюсь отказаться я.
- Если тост красивый, поймем! - настаивает прокурор.
Гости дружно поддакивают. Я понимаю, что у меня нет другого выхода, кроме как согласиться. Я смотрю в изумрудные глаза Евгении, ее черные, с отливом, волосы, потом на кусочек ливерной колбасы, который держу, проколов вилкой, в руке, и вдохновляюсь:
- Я хотел бы подарить Евгении сказочный восточный ковер-самолет, чтобы она могла летать в волшебную страну, где сбываются все желания. Но, к сожалению, у меня нет такого подарка. Поэтому я хочу просто сказать от всего сердца - всегда будь такой же красивой, как сегодня, и пусть вечно сияют счастьем твои прекрасные глаза! Ласки, нежности, любви! Тебе, и тому, кого ты выберешь в мужья!
Удовлетворенные слушатели дружно хлопают. Павел выражает общее настроение:
- Горько!
- Горько! Горько! - пьяным хором орут все.
Пожав плечами, я поворачиваюсь к Евгении. Судя по выражению ее лица, она не прочь поцеловаться. Ну, тогда, почему бы и нет? Но едва наши губы соприкасаются, вмешивается Сергей.
- Осторожней! - говорит он, заставляя нас отстраниться, - хозяйка может задохнуться, и прокуратура лишится ценного работника!
Евгения, встретившись взглядом с Сергеем, пытается что-то понять для себя в его своеобразных ' прокурорских' глазах. Только они непроницаемы. Окрасившись нервным румянцем, Евгения вскакивает и убегает вглубь квартиры. Гости протестуют против ее ухода, и разноголосицей требуют повторить наше 'горько', но теперь 'со счетом'. Я пожимаю плечами: с удовольствием, но не с кем!
- В таком случае, давайте выпьем! Выпьем! - грустно вздохнув, предлагает Павел.
Не ожидая поддержки, он берет стопку и залпом опрокидывает ее в рот. Присутствующие немедленно следуют его примеру.
- Пожалуй, буду играть на гитаре и петь! - говорит Сергей, откашлявшись после того, как ему 'водка пошла не в то горло'.
- И правда, Сергей Николаевич! Спойте! - просят девушки нетвердыми голосами.
Павел снимает с гвоздя на стене старинную гитару с бантом и подает. Сергей, настраивая инструмент, просит похлопать. Мы выполняем его просьбу, и он после длинного наигрыша начинает петь. Что ж, надо отдать ему должное, блатные песни прокурор исполняет хорошо. Возможно, в нем умер бард. Слушая голос Сергея при свечах, хочется всхлипывать и пускать слезы, а это, по-моему, признак высокого искусства. Гости постепенно теряют ко мне интерес. Воспользовавшись этим, я покидаю компанию и отправляюсь на поиски Евгении.
Она в дальней комнате. Сидит на большом диване, поджав под себя ноги, и курит, стряхивая пепел в стакан. Я ложусь на диван подальше от нее, и, глядя на огонек едва горящей свечи, спрашиваю:
- А почему у тебя электрического света нет?
- Бабушка проводку сожгла. А я только въехала, не успела починить.
Мы молчим с минуту, слушая, как Сергей поет за стенкой уже романс, потом я говорю:
- Извини, я не планировал ничего такого! Вы тут сами придумали, про жениха и невесту. И целоваться!
- На тебя, я не обиделась, с чего ты взял? - искренне возмущается Евгения.
- А почему убежала? - недоумеваю я.