- А сколько она будет в таком положении? Не симулирует? - спрашиваю я.
- Такое нельзя долго симулировать! Что касается вопроса, сколько ... может, очнется сегодня. А может, через год. С ее диагнозом, наверняка никто не скажет.
- Но увидеть ее - единственный шанс что-либо узнать! - упавшим голосом говорю я.
- Хорошо! - соглашается Головань, и, с участием глядя на меня, предлагает, - тогда такой план: я вызову скорую, и тебя с приступом астмы отвезу в Обнинск. Там, по моей просьбе, тебя ненадолго положат в реанимационное отделение. А дальше, действуй по обстоятельствам. Более посодействовать ничем не могу!
- А ты не наживешь неприятностей?
- Нет, конечно! Ты у нас лежал, история болезни сохранилась. Отчего бывает приступ астмы, науке неизвестно. Меня могут обвинить только в том, что я перестраховался и потащил тебя в Обнинск. Но ведь ты, как я слышал, теперь у нас начальство. Следовательно, лечить тебя нужно по высшему разряду! А это у нас только в Обнинске. К тому же нашему главврачу домой позарез телефон необходим, он ради него любую бумагу подмахнет! - говорит Головань, и с довольной улыбкой подходит к новенькому телефону, который я недавно ему установил.
- Что ж! - соглашаюсь я, - вызывай скорую!
- Ну, спасибо! - иронизирует доктор, - разрешил!
Скорая не заставляет себя долго ждать. Я так натурально изображаю приступ, что уже и сам не знаю, показной он, или настоящий. Головань и водитель скорой помощи помогают мне спуститься по лестнице и сесть в машину. При этом я, как могу, прячу лицо от любопытных прохожих.
Когда мы едем в Обнинск, я все жду, что нас остановит ГАИ. Но, хотя милицейские патрули по пути встречаются, на нас не обращают внимания. Мне очень хочется узнать, чем закончилась ночные события, однако прямо спросить у водителя, который на дежурстве со вчерашнего дня, и наверняка в курсе, я не решаюсь. На мое счастье, он оказывается болтливым, и сам начинает рассказывать районные новости. Слушая его, я узнаю, что под утро в колхозной гостинице обнаружены трупы 'восточных'. И что прокурор поймал шальную пулю на охоте.
Ага, вот почему милиция приходила искать меня лишь на рассвете: им было не до моей персоны. А я подозревал, что майор хитрит, устраивает мне очередную инсценировку. Преследует цель если не мытьем, так катаньем вытащить из меня хоть что-нибудь. Однако игру хитроумного майора, похоже, нарушил случай.
Впрочем, не важно, что произошло в действительности. Мне лучше сосредоточиться на том, что означает насильственная смерть земляков. Ни майору, ни, тем паче, прокурору, громкое преступление невыгодно. Они могут не только крупно потерять в авторитете, но и оборвать все ниточки. Определенно, убийства совершила третья сторона, и она этой ночью проявила себя в поселке загадочным стрелком. Но для чего он приходил? Убить меня? Что это даст? Или кто-то решил, что, если нельзя вернуть пропажу, тогда нужно уничтожить всех, кто ею может обладать? Действует по принципу: 'если не достанется мне, пусть не достанется никому!'. Очень даже вероятно. Но я опять исхожу из предположений и домыслов...
В Обнинске, по требованию медперсонала, я отдаю верхнюю одежду Голованю. Затем шепотом спрашиваю у него, как мне отсюда выбраться.
- Позвать дежурного врача и сказать ему, что я уже выздоровел?
- На выписку уйдет много времени. Легче сбежать по пожарной лестнице. На нее можно вылезти из окна туалета, что в правом крыле здания. Мы, когда проходили здесь ординатуру, так за пивом лазали. - Говорит он.
- Тогда, будь другом, позвони к Сашке на работу, скажи, чтобы он подъехал сюда через час. Мне этого хватит. Если ничего не выясню, значит, не судьба!
Головань кивает головой, показывая, что все понял. Он и водитель скорой, кряхтя, тащат носилки, на которых я лежу, к грузовому лифту. Я переживаю, что они могут меня уронить, и покрикиваю на них, особенно в поворотах. В лифте, переложив меня на каталку, Головань вытирает пот со лба и язвительно говорит:
- В следующий раз для транспортировки, ваше телефонное величество, потрудитесь вызвать монтеров!
- Я не могу доверить им такую деликатную работу, у них организмы истощенны от бесконечного пьянства! - с искренним сожалением говорю я.
Развеселить Голованя не удается. Наверное, к лучшему: появляется миловидная женщина, врач отделения интенсивной терапии, его сокурсница. Она слушает, насколько тяжко я болен, с сильно выраженным сомнением. Уступает Володе только потому, что он обещает зайти и осмотреть ее престарелую маму, проживающую в нашем райцентре.