Значит, Барберен не отдаст меня Витали. Мне очень хотелось рассказать все матушке Барберен, несмотря на запрещение ее мужа, но он не оставлял нас одних ни на минуту, и я лег спать, так и не дождавшись случая поговорить с ней. Засыпая, я решил сделать это следующим утром.
– Мама! – позвал я, проснувшись.
– Она ушла в деревню и вернется к обеду, – проворчал Барберен.
Сам не знаю почему, но это встревожило меня. Матушка Барберен не говорила вчера, что пойдет в деревню. И почему она не подождала нас – ведь мы сегодня тоже пойдем туда. Вернется ли она к тому времени, как нам нужно будет уходить? Мне было страшно, появилось смутное предчувствие, что мне грозит опасность.
Барберен как-то странно поглядывал на меня. Чтобы избавиться от него, я пошел в свой садик.
У нас был огород, где росли капуста, картофель, репа, морковь и другие овощи. И в этом огороде матушка Барберен отделила местечко для меня. Там я выращивал разные цветы и называл это местечко «своим садиком».
Я, стоя на коленях, осматривал мои грядки, когда послышался сердитый голос Барберена. Он звал меня.
Я поспешил вернуться домой. Каково же было мое удивление, когда я увидел перед очагом Витали с собаками! Теперь я понял все: Витали пришел за мной, а чтобы матушка Барберен не могла защитить меня, муж послал ее в деревню. Понимая, что от Барберена мне нечего ждать пощады, я бросился к Витали.
– Не уводите меня! Пожалуйста, не уводите! – упрашивал я, рыдая.
– Полно, полно, мальчуган, – тихо сказал он. – Тебе будет хорошо у меня. Я не обижаю детей, а мои собаки очень забавные, тебе будет весело с ними. О ком ты плачешь?
– О матушке Барберен.
– Но ведь ты все равно не останешься с ней, – вмешался Барберен, дернув меня за ухо. – Выбирай любое: воспитательный дом или господин Витали.
– Нет, матушка Барберен!
– Ну, ты мне надоел! – в страшном гневе воскликнул Барберен. – Мне что, палкой тебя гнать отсюда?
– Ему жаль расставаться со своей приемной матерью, – сказал господин Витали. – За это нельзя наказывать. У мальчика доброе сердце, а это хороший знак.
– Если вы будете ныть над ним, он заревет еще громче!
– Ну, тогда давайте кончать дело.
И, сказав это, Витали положил на стол восемь пятифранковых монет, которые в одно мгновение исчезли в кармане Барберена.
– А где вещи мальчика? – спросил Витали.
– Вот они, – ответил Барберен, показав на маленький узелок.
Витали развязал его; в нем лежали две мои рубашки и пара ситцевых панталон.
– Уговор был не такой, – сказал он. – Вы обещали дать мне его белье и платье, а тут только какое-то старое тряпье.
– Ничего другого у него нет.
– Если бы я спросил у мальчика, то, может быть, оказалось бы, что это неправда. Ну, все равно, из-за этого не стоит спорить. Я спешу, мне пора отправляться в путь. Идем, мальчик. Как тебя зовут?
– Реми.
– Так возьми свой узелок, Реми, и ступай впереди Капи. Иди же!
Я с умоляющим видом взглянул на него, потом на Барберена, но они оба отвернулись. Витали взял меня за руку. Нужно было идти.
Мой милый родной дом! Когда я переступал через его порог, мне казалось, что я оставил в нем часть моего сердца. Затуманенными от слез глазами я быстро огляделся вокруг, но не было никого, к кому можно было бы обратиться за помощью, – ни на дороге, ни на соседних лугах. Тогда я закричал:
– Мама! Мама!
Но никто не ответил на мой зов, и я зарыдал.
– Счастливого пути! – крикнул Барберен и затворил дверь.
Все было кончено.
– Ну, пойдем же, Реми, – сказал Витали и потянул меня за руку.
И я поневоле последовал за ним. К счастью, он шел медленно, стараясь приноравливаться к моим шагам.
Дорога поднималась зигзагами на гору, и при каждом повороте я видел домик матушки Барберен, который становился все меньше и меньше. Я часто ходил по этой дороге и знал, что на последнем повороте увижу домик еще раз, а потом, когда мы пройдем несколько шагов по плоской вершине, он пропадет из вида. И я больше никогда не увижу дом, в котором был так счастлив.
Хорошо, что на гору пришлось подниматься долго, но в конце концов мы все-таки добрались до вершины.
Витали продолжал держать меня за руку.
– Нельзя ли мне немножко отдохнуть? – спросил я.
– Хорошо, отдохни, мой мальчик, – сказал он и выпустил мою руку, но в то же время он взглянул на Капи и сделал ему знак.
Тот сейчас же отделился от собак, впереди которых шел, и, подойдя ко мне, встал позади меня. И я понял, что Капи будет моим сторожем и не позволит мне убежать. Я сел на самом краю крутого склона и стал искать наш дом.
Под нами расстилалась долина, перерезанная лугами и рощами, а вдали, внизу, виднелся одинокий домик, в котором я вырос. Несмотря на расстояние, все предметы были ясно видны и только казались совсем маленькими. Из трубы домика поднимался дым; единственная оставшаяся у нас курица ходила около дома. Вот грушевое дерево с искривленным стволом, долгое время служившее мне верховым конем. А около ручейка была канавка с мельничным колесом моего собственного изготовления. Скольких трудов стоило мне вырыть ее! Вода должна была течь в канавку из ручья и приводить в движение колесо. Но – увы! – несмотря на все мои старания, оно не хотело вертеться.