Но это еще не самое главное. Если тот мужик в подземелье и слышал выстрелы
— невелика беда. Гораздо хуже, если их услышал кто-то в лесу. Конечно, можно себя успокоить тем, что менты до карьера не сразу доберутся, да и вообще могут пропустить мимо ушей те пять-шесть выстрелов, которые тут прозвучали. Но всецело на это полагаться никак нельзя. Фиг его знает, может, уже сейчас какая-нибудь «фиалка с мигалкой» поворачивает на просеку? А там всего ничего и будет здесь «Жигуль» и свет фонаря через щели между досками сразу привлекут внимание. Да и так мимо не проедут. И что тогда делать? Отстреливаться? Пару ментов на стрельбу не пошлют, минимум четверых, и двое наверняка с автоматами будут. Конечно, можно воспользоваться темнотой и быстрыми ногами, но тогда надо будет мочить и этого связанного, и того, что в подземелье, и, как это ни прискорбно, Василису. Потому что со слов кого-то из них менты могут составить более-менее четкие словесные портреты Юрки и Милки. Конечно, можно попробовать увести Ваську с собой, но она навряд ли бегала такие кроссы, как «мамонты». Стало быть, будет тормозить, быстро умотать не удастся. А если медленно драпать, то менты могут подкрепление вызвать и даже лес прочесать. Тут не тайга, деревья стоят негусто. А собачки, если их вовремя привезти, даже под дождем могут унюхать свежий след.
Однако даже если удастся благополучно удрать, не оставив ментам ни одного живого, а затем добраться до базы «мамонтов», то Генрих спасибо не скажет.
Во-первых, он не простит, что угробили того, кто сидел в подвале. Неизвестно, зачем этот тип был ему нужен и что с ним собирались делать, но факт, что он нужен живым, а не трупом. То ли его продавать кому-то собирались, то ли менять на кого-то — надо полагать, именно эти операции подразумевал Ляпунов под передачей по системе «ты — мне, я — тебе». Конечно, в этой системе явно что-то разладилось, раз Ляпунов до сих пор не приехал, но тем не менее прямого приказа ликвидировать заложника никто не давал. Правда, Сергей сказал: «За то, чтоб наш гость не убег и не попал в чужие руки, отвечаете головой…» В принципе это можно было понять так, что при непосредственной угрозе захвата «противником» обитателя подземного бункера надо шлепнуть. Но ежели Птицын начнет всерьез разбираться, отчего такая угроза возникла, то быстро поймет, что Таран с Милкой сами ее создали, бросившись выручать Василису. Это будет уже «во-вторых», которое сильно Утяжелит их вину.
В самом деле, задачи спасать Василису от насильников никто не ставил. Одно дело, если б ее притащили в тот балок, где прятались Таран и Милка. Тогда действительно никуда не деться — пришлось бы стрелять. Хотя, вообще-то, можно было в принципе и по-мирному разойтись. Шансы на это были, хотя и небольшие. Но Милка, видишь ли, поддалась эмоциям, не смогла остаться равнодушной к страданиям незнакомой бабы — и начала палить, а Таран не сумел ее удержать, стало быть, оба виноваты. Наверно, можно было бы сказать в оправдание, что, мол, граждане, подвергавшие Василису изнасилованию, могли случайно забраться в пустой кузов «буханки», расшвырять сиденья, добраться до люка, проникнуть в подземный ход и в конечном итоге отыскать узника, но Птицын не любил, когда ему излагали события в сослагательном наклонении.
Так или иначе, но Юрка прямо-таки всей шкурой ощущал нервозность ситуации. С одной стороны, каждая лишняя минута пребывания здесь могла оказаться роковой, с другой — не хотелось принимать какое-нибудь поспешное решение, чтоб потом хуже не стало.
К числу таких поспешных решений можно было отнести горячее желание Тарана пристрелить без долгих расспросов последнего бандюка, вытащить из бункера пленника, погрузить его и Василису в «шестерку» и полным ходом дунуть отсюда прямо на базу «мамонтов».
В общем и целом такое решение могло показаться наилучшим, но только на первый взгляд. А при более пристальном рассмотрении — Таран все-таки еще не потерял способности к трезвому взгляду на вещи! — вышеописанная идея содержала в себе массу потенциальных неприятностей.
Начать с того, что машина была чужая. То есть, нарвавшись где-нибудь посреди просеки на ГНР, отправленную райотделом разбираться по поводу стрельбы, или на самый простой пост ГИБДД, даже при отсутствии какого-либо иного криминала Милка и Юрка попадали в категорию угонщиков. Пистолеты со свежим нагаром, даже при наличии удостоверений на право ношения и хранения, могли вызвать массу ненужных вопросов. Ну, а заложник — про него и говорить смешно… Вряд ли его удастся настолько запугать, чтоб он сидел и не вякал. Тем более если Тарана с Милкой выведут из машины и заставят положить руки на капот. Кроме того, машину скорее всего не пропустят через КПП дивизии, на территории которой базировались «мамонты». То есть пришлось бы вызывать из отряда какой-то транспорт и пересаживать в него пассажиров, причем делать это на глазах наряда.
Но даже если ментов и гаишников удастся благополучно миновать, а затем без приключений добраться до базы, все равно не избежать больших неприятностей с Птицыным. Прежде всего, как ни странно, из-за пассажиров. Таран прекрасно понимал, что Ляпунов не стал бы прятать заложника здесь, если б можно было увезти его на базу «мамонтов». Ну а Василисе, как женщине посторонней, тем более там нечего было делать. Юрка мог предположить, что, доставив их на базу, он создаст для Птицына столько лишних проблем, что и заложника, и Василису, и Милку с Тараном заодно придется срочно убирать.
Куда ни кинь, всюду клин. Разве тут время придумывать, какие задавать вопросы связанному бандюге? Тем более ежели окажется, что они всего лишь побаловаться захотели. Пригласили на улице симпатичную бабенку без комплексов у Василисы эта раскомплексованность на роже написана! — и повезли сюда, чтоб спокойно потрахать в извращенной форме…
Последнюю сентенцию Юрка, конечно, легко опроверг. Ребята, которые сейчас лежали на полу, выглядели вполне крутыми для того, чтоб купить себе аж по две таких бабы, как Василиса. Ну уж по одной-то обязательно. А на маньяков-извращенцев они были не очень похожи. Во-первых, маньяки, как правило, стаями не держатся, а во-вторых, маньяки, как правило, народ нетерпеливый и дрючат своих жертв там, где поймают. Во всяком случае, специально увозить Василису за город только для того, чтобы поиметь, эти бойцы не стали бы. Просто решили, так сказать, совместить приятное с полезным. Сперва отдрючить дружно, чтоб добро не пропадало, а затем, если баба не расколется, применять к ней всякие иные средства воздействия. Так что самый главный вопрос, который следовало задать уцелевшему братку, надо было сформулировать по-иному, не «почему насиловали?», а «что вы у нее выпытывали?».
В общем, выяснять то, о чем Василиса должна была рассказать своим похитителям, Таран считал необязательным. Тем более что можно было случайно узнать что-нибудь лишнее, и это лишнее знание могло сильно осложнить дальнейшую жизнь.
Когда Таран подошел к стреноженному собственными штанами парню, тот беспомощно ворочался на полу со связанными руками и глухо матерился без конкретного адреса. Услышав приближающиеся шаги, он притих и перевернулся на спину, а затем кое-как сумел сесть, оперевшись спиной о крыло облупленного «жигуля», с которого давным-давно сняли колеса, и дверцы, вынули лобовое стекло, а заднее почему-то разбили.