А тот, в куртке, не спеша, вразвалочку приближался. Притом улыбаясь! Дескать, не бойся ты меня, дедуля, я тебе ничего плохого не сделаю. Ну, разве что убью… Так ты ведь на этом свете зажился! В России мужикам положено до 58 лет жить согласно статистике, а ты уже пять лет перебрал…
Краем глаза Вредлинский разглядел, как тот, второй, что якобы копался в моторе, закрыл капот и сел за руль. Двигатель заурчал, и машина медленно покатила вперед, приближаясь к Вредлинскому.
Только тут Вредлинский вспомнил про Стаса. Где он, черт побери?! Или он заодно с этими?! Но обернуться Эмиль Владиславович не успел, времени не хватило.
Он только заметил, как тот, что приближался к нему от иномарки — до него оставалось меньше десяти метров! — внезапно изменился в лице и резко дернул руку из кармана. В ту же секунду что-то темное мелькнуло слева от Вредлинского, и от сильного толчка в плечо сценарист как пушинка отлетел в мокрые, еще не облетевшие кусты, росшие у края дорожки. В ту же секунду одновременно грохнули два выстрела — бах! бах! Вредлинский, упав носом в жухлую, мокрую траву, почувствовал солоноватый привкус и сухость во рту. В следующее мгновение он услышал короткий шелестящий звук — ш-шить! Господи, да это же пуля! Эмиль Владиславович захотел стать листиком, травинкой, камешком. Он ожидал, что сейчас оттуда, из иномарки, выскочат трое или пятеро с автоматами и начнут в упор поливать его очередями. Вредлинский уже почти физически ощущал боль от пуль, которых в него еще не выпустили.
Но никакой стрельбы больше не было. Вредлинский услышал, как хлопнула дверца «Форд-Эскорта», взревел двигатель, и шум автомобиля быстро удалился.
Приподняться Вредлинский не решался до тех пор, пока его не потормошили за плечо и не развернули лицом к небу. Открыв глаза, Эмиль Владиславович увидел Стаса.
— Вас не задело? — спросил бодигард. — Подняться можете?
— М-могу…— заплетающимся языком выдавил Вредлинский и с трудом, как будто и впрямь был ранен или контужен, поднялся на ноги, уцепившись за руку Стаса.
— Подвигайтесь, Эмиль Владиславович, — заботливо порекомендовал телохранитель. — Наклонитесь, пошатайтесь, попрыгайте немного…
— 3-зачем? — все еще заикаясь, спросил Вредлинский. Он прислонился к ближайшему от асфальта довольно толстому дубу, тесно прижавшись лицом к шершавому стволу. Сердце бешено стучало, никак не желая успокаиваться.
— Бывает, не враз разберешь, что ранен. Сгоряча не почуешь, а после так хватанет… — мрачно объяснил Стас, пристально оглядывая одежду Вредлинского и наскоро отряхивая ее от мокрых листьев, а также иного мусора. — У нас в Афгане был случай. «Духи» мину бросили, одного пацана волной по земле протащило. Очухался вроде, все ништяк, только поободрался малость. Встал, пошел, как все. А потом — фигак! — и повалился. Оказалось, осколок махонький, с ноготок, в печень зашел, под броник. Сверху вроде одна царапина, а внутри уж крови дополна натекло. Выжил, конечно, но помаялся.
— Пуля м-мимо прошла…— отстраняясь от дерева, пробормотал Вредлинский. Я слышал ее…
— Ну тогда слава богу! — Стас оскалил стальные зубы. — Если пулю слышал значит, не твоя. Не сердитесь, Эмиль Владиславович? Я ведь толканул-то вас очень резко… Не ушиблись?
— Пустяки, — уже почти нормальным голосом отозвался Вредлинский. — За что сердиться? Ты мне жизнь спас.
— Все одно малость недоглядел. Мне бы надо раньше вперед выскочить, может, тот козел и вовсе не рискнул бы соваться. А так пришлось прыгать и сшибать вас — этот гад уже пушку дергал. Кто раньше шмальнул — я так и не понял. Он промазал, ну и я не лучше — вскользь по дверце саданул. Если б он по второму разу приложиться захотел, я б его завалил. Но этот хмырь, блин, сообразительный попался. Сразу прикинул, что стоит открыто, а я уже за дуб откатился. Прыткий, падла, оказался — сиганул через капот за машину. Был бы у меня ваш «глок» — я б их достал… А так он пригнулся, в дверцу — юрк! Водила по газам — фьють! Только их и видели. Номер грязью замазан — не рассмотрел.
— Ты молодец, молодец… — рассеянно произнес Вредлинский. — Прекрасно сработал…
— Ментов будем вызывать? — деловито спросил Стас. — Или домой пойдем?
— Нет, мне обязательно надо быть у Манулова! — с неожиданной твердостью произнес Эмиль Владиславович.
— Как скажете… — пожал плечами Стас, хотя, конечно, крепко удивился. Насколько он знал своего босса, тот отвагой не отличался. По идее, Вредлинский должен был со всех ног рвануть домой, запереться там и сидеть безвылазно.
До мануловского дворца они добрались без каких-либо приключений. Однако вот тут-то и последовала самая печальная для Вредлинского неожиданность.
Их даже не пустили внутрь ограды. Охранник — русский, но похожий на гориллу гораздо больше, чем те негры, которые обычно сопровождали Манулова, даже не поглядел на «кандидатский перстень» Вредлинского, который тот показал, просунув левую руку в маленькое окошечко-амбразуру, которое охранник открыл в калитке.
— Пал Николаич с утра в Нью-Йорк улетел, — сообщил он, почти не разжимая зубы. — Когда обратно будет — не сказал. Клуб закрыт до его возвращения. Всего хорошего!
И захлопнул «форточку», едва не прищемив Вредлинскому пальцы.
— Коз-зел! — прокомментировал работу коллеги Стас.
— «И пошли они, солнцем палимы…» — горько процитировал Вредлинский, отходя от калитки.
Впрочем, когда они уже удалились метров на двадцать от ворот, за спиной послышались торопливые шаги. Стас, сунув лапу за борт куртки, обернулся. Эмиль Владиславович тоже посмотрел в ту сторону. Их догонял какой-то темноволосый, кудрявый и худощавый юноша в коричневом плаще нараспашку.
— Господин Вредлинский! — окликнул юноша. — Будьте добры, задержитесь…
— Внимательней! — предупредил шепотом Стас. — Такие тоже иногда стреляют…
Но юноша стрелять не собирался. Когда он приблизился, то вручил Вредлинскому черный конверт, украшенный золотистым вензелем Николая II.
— Павел Николаевич просил вручить вам в собственные руки, — заявил юноша.
— По-моему, мы раньше никогда не виделись, — заметил Вредлинский, — вы уверены, что отдаете конверт тому, кому следует?
— Уверен, — ответил тот. — И больше никаких комментариев.
После этого кудрявый быстро убежал в калитку. Вредлинский на ходу открыл конверт, запечатанный сургучной печатью, и выдернул из него открытку с портретом Николая II — точно такую же, как те, на которых были оттиснуты золотом «священные цитаты». Однако на сей раз на развороте открытки находилось стандартное сообщение, что в связи со срочным отбытием магистра-председателя братства в Нью-Йорк очередное заседание переносится на 20 октября 1999 года.
— Вот тебе и прятки! — присвистнул Вредлинский и тут же решительно добавил:
— Но чай к Георгию пить все же пойдем! Как раз после прогулки по архиерейскому лесу…
Стас, конечно, вслух ничего не сказал, но посмотрел на своего босса с легкой тревогой. Не иначе, беспокоился, не повредился ли тот в уме после перестрелки на дороге.
Вредлинский заметил недоуменное выражение на физиономии Стаса и усмехнулся:
— Иногда я говорю странные вещи, но тебя это не должно волновать… Скажи лучше, как профессионал, эти типы еще вернутся?
— Те, что на «Форде»? Вам виднее. Смотря с кем ссорились и как, — хмыкнул Стас. — Прикиньте, кому должны, кто вам должен, не наезжал ли кто на вас… В принципе скажу как на духу: ежели вас захотят убить, то убьют. С одним отбойщиком не отмашетесь. Надо еще пару, а то и трех. Хотя, если за вас совсем крутые взялись, и этого не хватит.