Ремезов, уже прозванный «алтайским махатмой»,
старался сидеть с неподвижным лицом, и, казалось ему, что это удается. Значит, думал Ремезов, однофамилец говорит сам с собой, вернее, с тем Ремезовым, которого представлял себе, ожидая эту встречу и репетируя свой монолог… Да, Игорь Козьмич представлял себе, что должно покоробить «алтайского махатму». «Неужто он не шутя ищет во мне праведника… исповедника?» - задал себе вопрос Ремезов, но сразу же обозвал себя скотиной… Да, он, Ремезов, тоже предчувствовал, что придет час этой встречи - и тогда его единственная задача, единственная защита, единственное спасение - не верить ни единому слову однофамильца потому, что тот будет либо оправдываться, либо издеваться… ведь дорожки разошлись слишком круто. «Нет, это ты, Ремезов, слушаешь только себя, считаешь вдохи и удивляешься: как это ты, такой хороший и принципиальный, свершив когда-то «подвиг», который будто бы дал тебе право судить… как можешь ты… как это хватило тебя лишь на мелкую зависть?.. А твой старый друг говорит с тобой, не кривя душой и не пряча глаз… Вот он возьмет к окажется прав… станет великомучеником, и его канонизируют… Что, если он действительно прав?»
- О чем ты думаешь? - услышал он голос Игоря Козьмича.
- Я? - Ремезов был расстроен своей «бесхребетностью». - Да я все больше в собственном соку варюсь… А ты, гляжу, не шутя грозишь.
- Не шутя. - В голосе однофамильца прозвучали роковые ноты.
- Жутковато… Но я вполне допускаю, что ты прав. Вернее, так: сейчас нет за тобой правды, а потом она ися твоя окажется… А победителей, как известно, не судят.
- Это ты хорошо придумал - про правду, - снова без малейшего следа иронии сказал Игорь Козьмич. - Владимир тоже Русь крестил известно как - кости трещали… Однако ж - и равноапостольный, и Красно Солнышко.
- Вот я и думаю: тебя причислят к лику… - уже насмешливо добавил Ремезов. - Когда с Марса вернутся оставшиеся в живых.
Наконец и Игорь Козьмич заговорил полушутя:
- А в летописи упомянут, что от тебя благословение получил. Ты ведь тоже не просто так на Алтай, в пустынь удрал… Провидение, брат.
И тут Ремезов похолодел: пока говорили о мировых проблемах, он успел забыть про Лемехово… «Ты обходился без Лемехова десять лет… что же, только теперь стало без него невмоготу?..»
3. ДЕСЯТЬ ЛЕТ НАЗАД
…По первому же взгляду, первому же слову Гурмина Ремезов догадался, что И. О. задался целью разозлить и унизить. А еще. он понял, что не хватит сил сдержаться. Значит, разговор кончится плохо. Значит, у него, Ремезова, этим утром начинаются на службе черные времена. Дома они начались месяцем раньше. Год был плохой - какого-то зверя, которого Ремезов с детства не любил.
В тот год великий Стрелянов «вознесся» в консультанты, перенеся инфаркт и едва не став своим почетным портретом над директорским креслом, а в самом кресле возник Гурмин, давний враг института. Продвинуться по научной тропе ему не удалось - был шибко бездарен, но он двинулся в обход, по тропам министерской карьеры, и в конце концов взял свое.
- Вы вот защитились, Виталий Сергеевич, - с вкрадчивым дружелюбием начал он, - теперь пора, как говорится, окупать расходы государства. Через год у нас отчет по двум эпидемиологическим темам. Прежние исполнители ушли. И я лично предлагаю вам…